Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голос прозвучал бесстрастно, но подействовал, как ледяной душ. Рита повернулась к входу. Лилльский палач стоял, облокотившись о дверной косяк, и смотрел на Риту взглядом рептилии. От этого взгляда, как и от того, насколько неожиданно появился Николай Александрович, сделалось не по себе. Палач тем временем отклеился от косяка и медленно, с неспешной грацией удава, двинулся к дивану.
— Николя, ты кого приволок? — в голосе манерного дядьки появились капризные нотки. — Что за пуританские мотивы? Что за ломкое крестьянство?
— Филя, успокойся. Просто делай свою работу.
Лилльский палач подошел вплотную к дивану, встал за левым плечом манерного дядьки и облокотился на спинку. На Риту посмотрел все тем же холодным немигающим взглядом.
— Филипп здесь не для того, чтобы пялиться на голые сиськи. Поверь, он их видел столько, что у него уже не стоит.
— Все у меня стоит, — делано возмутился манерный. — Просто я в другой теме.
— Филипп придаст тебе товарный вид. Слушай и делай все, что он говорит, — пропустил мимо ушей реплику дядьки палач.
Голос Николая Александровича звучал бесцветно, но было в нем что-то такое завораживающее и пугающее, что Рита почувствовала, как теряет волю.
— Сегодня вечером ты работаешь, — добил палач.
От этих слов в груди екнуло. Рита почувствовала, как сбивается дыхание, а сердце начинает колотиться чаще.
— Мне вечером… на подиум?
— Подиум? — поднял бровь манерный Филипп.
— Нет, — отрезал Николай Александрович, — знакомство. Подиум — это мишура. Настоящая работа модели — вовсе не то, что показывают по телевизору. И сегодня вечером ты должна выглядеть круче, чем на подиуме.
— Что нужно делать?
Палач молча кивнул на манерного дядьку. Филипп так же без слов посмотрел на полотенце. Борясь со смущением, Рита распутала узел и отбросила полотенце на диван. Она старалась выглядеть естественно, но под взглядами двух чужих мужчин чувствовала себя неуютно. И не потому даже, что стояла голая перед незнакомыми людьми, а больше оттого, что этих людей ее нагота интересовала примерно так же, как нагота покойника интересует патологоанатома.
Филипп скривил губы. Рита не выдержала и прикрылась.
— Ну не зна-аю, — протянул манерный дядька, брезгливо морщась.
— Сиськи колом, задница есть, ноги стройные, — оценил лысый.
— Контур соска не ярко очерчен… — начал Филипп.
— Не придирайся, — оборвал Николай Александрович. — Он иностранец. У него скромный опыт. И пристрастия его ты тоже видел… Или ты опять не смотрел материалы?
— Смотрел, — поджал губу Филипп.
— Можно мне одеться? — вмешалась Рита, потерявшая нить разговора. К тому же она замерзла.
— В это?
Манерный снова поворошил содержимое сумки и встал с дивана.
— Деточка, мы будем делать из тебя мечту, а не доярку из Хацапетовки. Забудь про эти тряпки.
И Филипп направился к шкафу.
Рита подобрала полотенце, неуклюже обмоталась заново.
Ощущения от происходящего были странными настолько, что девушка почувствовала приближение истерики.
— Без меня справитесь, — не то спросил, не то констатировал Николай Александрович.
— Когда мне была нужна твоя помощь, Николя? — огрызнулся Филипп.
Палач не обратил на него внимания, он смотрел на Риту.
— Паспорт давай, — потребовал все с тем же ледяным спокойствием.
— Зачем? — не поняла Рита.
— Это Москва. Необходимо оформить регистрацию.
— Да, конечно, — засуетилась Рита и полезла в сумку.
Руки дрожали. То ли от холода, то ли от напряжения. А может, от неудобности ситуации. Человек ей помогает, заботится, а она ему дурацкие вопросы задает.
— А вы потом отдадите?
— Это не стройплощадка и не рынок. Для меня чужой паспорт — проблема, а лишние проблемы мне не нужны. Будет регистрация, получишь обратно.
Рита смутилась окончательно, протянула паспорт. Палач принял красную двуглавоорластую книжечку. Развернул, глянул краем глаза на фотографию, сунул документ в карман и вышел из комнаты.
— Надень вот это, деточка.
Рита обернулась. Перед ней стоял Филипп, протягивал вешалку с дорогим нижним бельем.
Следующие несколько часов прошли в хлопотах. Филипп заставил Риту перемерять добрую половину битком набитого и такого же необъятного, как сама квартира, шкафа, пока наконец не удовлетворился результатом.
Манерный дядька оказался не таким противным, как показалось при первом знакомстве. Он не только создавал новый образ Риты, но еще и между делом, походя, рассказывал разные истории. Иногда смешные, иногда странные. Трудно сказать, кого он развлекал этим, Риту или себя, но в любом случае ей было любопытно послушать байки из такого заманчивого и недоступного еще вчера «мира глянца».
Но самое интересное для Риты происходило не где-то в рассказах стилиста, не с гламурными дивами и брутальными мачо. Самое интересное происходило с ней.
Здесь и сейчас.
Рита никогда не страдала чрезмерным самолюбованием. У зеркала она проводила ничуть не больше времени, чем любая другая девушка.
Не больше, но и не меньше!
Несмотря на это, ей всегда казалось, что себя она знает как облупленную. И если по жизни Рита допускала возможность ситуаций, в которых она могла повести себя непредсказуемо, то в зеркале сюрпризов быть не могло.
Она знала, как выглядит. Знала, как может выглядеть. Знала, что ей идет, что не идет. Филипп, не напрягаясь, всего за пару часов разметал это знание до основания. Он выбирал одежду из тех фасонов, которые Рите никогда бы не пришло в голову примерять на себя. Брал цвета, которые Рита всегда считала «не своими». Манерный дядька не боялся искать и экспериментировать, быстро и профессионально нащупывал совершенно нестандартные решения.
Одежда, прическа, макияж — все, вплоть до последнего аксессуара, казалось Рите чуждым и вызывало внутренний протест. Но то, что в итоге она увидела в зеркале, ей понравилось. И нравилось все больше с каждым новым штрихом.
Рита перестала быть домашней девочкой. Она вообще перестала быть девочкой. Из зазеркалья на нее смотрела женщина. Яркая, впечатляющая, непредсказуемая, с толикой загадки и агрессии. Это было неожиданно и здорово.
За окном темнело. В зале горел оглушительно яркий свет. Филипп набрасывал последние штрихи и ворчал на нехватку времени, хотя Рите казалось, что делать стилисту здесь больше нечего, шикарнее она не сможет выглядеть уже никогда.
Лилльский палач Николай Александрович вновь появился неожиданно и беззвучно, словно выкристаллизовался из воздуха. Секунду назад его не было, мгновение — и вот он уже стоит в дверях, будто никуда не уходил. Рита, увлеченная магией Филиппа, естественно, не заметила, как он пришел. Просто увидела вдруг отражение в зеркале и едва заметно вздрогнула.