— Или сразу после того, как вы решите сказать мне правду, — сухо ответил он.

Глядя, как Нелл поднимается по каменной лестнице с достоинством оскорбленной герцогини, Маркус тихо выругался. Он невольно восхищался великолепной фигурой своей гостьи. Возможно, платье у нее старое и поношенное, но держится она, как настоящая леди, к тому же очень соблазнительно покачивает бедрами на ходу.

Он щелкнул пальцами, подзывая лакея:

— Помогите мне снять пальто!

Черт побери, она права, не следовало ему ехать верхом, подумал он, морщась. Сегодня его поведение достойно Хэла, которого он всегда сурово порицал за безрассудство. Он вспомнил, как часто выговаривал Хэлу за то, что тот не дает ранам времени затянуться.

Пора напомнить себе, что он — старший брат, на чьих плечах лежит ответственность за семью. Он не имеет права соблазнять молодых женщин в каретах, не может допустить, чтобы его ранили, — кстати, он, если уж на то пошло, не имеет права и так быстро выходить из себя. Такое поведение свойственно Хэлу, который подобен двуликому Янусу: с одной стороны — образцовый офицер, с другой — безнадежный повеса.

— Пришлите ко мне камердинера, — сухо сказал он, направляясь к лестнице. Сейчас ему требуются ванна, перевязка, чистое белье и отдых. — Да, Эндрюс! — вспомнил он. — Необходимо присматривать за мисс Латам, пока она гостит у нас. Попросите Уилкинса и Тревора позаботиться о том, чтобы она не… пропала. Если она куда-нибудь направится, следуйте за ней. В доме так легко заблудиться! — вежливо продолжал он, заметив, как нахмурился лакей.

Открыв дверь своей комнаты, он увидел, что у камина сидит мать.

— Мама!

— Твой отец прилег с книгой. — Графиня разгладила пышные юбки. — В пути я успела кое о чем подумать. Признайся, зачем ты привез сюда мисс Латам?

— Я тревожусь за ее безопасность. — Маркус подошел к камину и протянул к огню руку. Мать наблюдала за сыном с озабоченным видом. Ах, да пропади оно все пропадом! Не станет он ходить вокруг да около. — Ты считаешь, что я поселил под твоей крышей свою любовницу? — прямо спросил он.

— Я… что ж… Конечно нет, ты на такое не способен. Но, знаешь ли, дорогой, все как-то странно. Похоже, она хорошо воспитана, и речь выдает благородное происхождение, но… она всего лишь модистка!

— Которой, возможно, грозит опасность. Рядом с ней обитает разбойник! Мама, я бы ни за что не стал заводить с тобой подобные разговоры, но, раз уж ты первая начала… сейчас я веду переговоры с небезызвестной миссис Дженсен.

— Прекрасно. — Графиня встала. — Прости меня, дорогой. Мне следовало помнить перед тем, как спрашивать, что ты в нашей семье самый уравновешенный!

— В самом деле, мама. — Обычно не склонный к демонстративным проявлениям чувств, он вдруг наклонился к матери и чмокнул ее в щеку. — Пожалуйста, ради меня будь ласкова с мисс Латам. Мне бы хотелось, чтобы она у нас не чувствовала себя неловко. Может быть, девочки дадут ей одно-два своих платья?

Маркус надеялся, что, расслабившись, Нелл скорее откроет свои тайны. Оллсоп, его камердинер, передвигался на цыпочках. Маркус еще больше помрачнел. Не хватало еще оправдываться перед собственным камердинером! Пусть Нелл немного отдохнет, побудет в приятной обстановке роскоши. Он постарается быть с ней если не ласковым, то вежливым. Со временем она ослабит бдительность… И тогда он нанесет удар!

Нелл сидела на краешке большой кровати и осматривала отведенную ей комнату. Мириам, горничная, которую к ней приставили, распаковывала ее скудные пожитки. В комнату заглянула еще одна женщина; несомненно, она пошла посплетничать с прислугой о бедной гостье…

Плотные шторы на окнах закрывали вид на потемневший парк, стены украшали пейзажи и портреты в позолоченных рамах. Мебель была легкомысленной, французской и совершенно женской, толстый ковер скрадывал шаги.

При комнате имелась гардеробная с ванной; в шкафу хватило бы места для сотен платьев — у Нелл столько не было. И все казалось до боли знакомым. Когда-то — она была совсем маленькой — она видела очень похожую комнату. Там стояла мама, молодая, красивая. Она смеялась вместе с мужчиной, должно быть, папой, когда они с Натаном и Розалиндой вошли пожелать им спокойной ночи. Нелл была совершенно уверена: пока отец жил с ними, в доме было тепло, уютно и постоянно звучал смех.

И пахло в их прежней жизни точно так же: цветочным саше, сандаловым деревом, яблоневыми дровами. Забытый аромат — как тогда, в библиотеке. Прежде они были богаты. Не просто жили в достатке. Время, когда у них был скромный домик, она запомнила. Но и достаток тоже оказался хрупким. Теперь, вспоминая прошлое, она понимала, что мама не случайно требовала от детей безупречных манер. Она вспоминала совсем другую жизнь.

Мириам с превеликой осторожностью поставила на стол старую шкатулку с письмами. Нелл достала из-за корсажа ключик, повертела в пальцах. Открыть шкатулку, прочесть дневник и письма… Что хуже? Знать горькую правду или представлять всякие ужасы?

Вошла еще одна горничная с платьями в руках.

— Леди Онория и леди Верити прислали вам эти платья, мисс Латам, ведь ваш багаж, сказали они, потерялся. Вот еще туфельки для дома; леди Верити считает, что они вам подойдут.

Нелл встала, и ключ на ленточке упал за корсаж. Итак, на какое-то время слуги ничего не заподозрят! Она постаралась не слишком откровенно восхищаться изящными легкими платьями, большой красивой шалью с узором «турецкие огурцы» и новенькими шелковыми чулками, лежащими сверху.

— Ужин через полтора часа, мисс. Хотите сейчас принять ванну и переодеться?

— Да. Благодарю вас. — Пора привыкать к новой одежде. Пора учиться ходить, улыбаться и вежливо говорить о пустяках. Иначе она не переживет первый парадный ужин в сказочном мире, в который насильно втолкнул ее Маркус Карлоу.

Но ее решимость не думать ни о чем, кроме благородного поведения, сразу ослабла, как только она оделась и осталась одна в своей красивой комнате. Приземистая шкатулка как будто звала ее; она стояла на полированном столе, похожая на жабу.

Когда она отпирала замочек, руки у нее дрожали. С чего начать — с дневника или писем? Она решила прочесть одно письмо, самое последнее… с одним она еще как-то справится. Нелл развязала стопку писем; розовая шелковая лента выцвела от времени. Она развернула письмо. Зашуршала пожелтевшая бумага. Она без труда разобрала четкий, уверенный мужской почерк — правда, чернила порыжели, а перо оказалось старым, с заусенцами.

Увидев обратный адрес — «Ньюгейтская тюрьма», — Нелл чуть не выронила письмо от ужаса. И все же она заставила себя прочесть:

«16 марта 1795 г.

Любимая, завтра мой последний день на земле. Я уже перестал надеяться, что Джордж Карлоу смягчится и попытается спасти меня. Знаю, он мог бы, если бы захотел. К нему прислушиваются люди достаточно высокопоставленные. Если бы только он рассказал правду о том, что случилось! Не знаю, почему он молчит… Может, из-за моего греха, который ты, любимая, мне простила? Неужели он до такой степени порицает супружескую измену, что готов допустить, чтобы меня повесили? А ведь ему отлично известно, что более тяжких преступлений, из-за которых меня приговорили к смерти, я не совершал! Или есть какая-то другая причина?