litbaza книги онлайнСовременная прозаХохочущие куклы - Татьяна Дагович

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 65
Перейти на страницу:

Поезд тормозит так резко, что Анастасия падает вниз, цепляясь по пути за полку, стол, чужие вещи, забытые в купе. Ушибы сразу начинают болеть.

Битый час студент сидит. Нашел туалеты. Запах человеческой жизнедеятельности, хлорки и воды. Вползает на четвереньках. Но чтобы напиться, нужно встать на две ноги. Надо. Встает. Открывает кран, наклоняется, подставляет под струю сложенные, до черноты грязные ладони. Но, когда поднимает лицо и видит себя в треснувшем зеркале, его отбрасывает назад, к стене, и он хнычет в кулак: «Я же студент! Не самый худший студент, не на красный диплом, но все же работы мои в сборники брали, и олимпиады… и… Я же Виталий, Талька, у меня же девушка в городе, блондинка, хорошая девушка, Наташа. Я же мужчина…» Он расстегивает куртку, ширинку и заглядывает в штаны, чтобы удостовериться. Удостоверившись, опять забывает всё и ноет от холода и одиночества, как младенец, не заботясь о том, чтобы застегнуться. И вдруг его осеняет: сигарета! Лихорадочная ревизия карманов, он находит пачку (всегда в самых глубоких карманах, чтобы мама не наткнулась), одну спичку. Чиркнув о стену, зажег. Закурил. В дыму оживает недавнее прошлое, университет. Тот семинар, когда готов был он один и тем спас всю группу. Без перерыва говорил час семь минут и писал, писал, писал осыпающимся мелом на доске. Вспомнил доцента Сидорко, с виноватой улыбкой возвращающего проверенный (отлично!) курсовик. Вышку, как он расселся на первой парте и почти на равных общался с преподом.

Но важнее всего сейчас доказать себе, что, стремясь завести знакомства с милыми, общительными девушками (чего отрицать, увы, нельзя!), он вовсе не желал изменить своей хорошей блондинке Наташе, просто хотел перекинуться с кем-то парой свежих анекдотов. Отчаянно объяснял себе, и наворачивались на глаза слезы от холода или от дыма, и едва получалось сглотнуть – высоко подпрыгивал в горле кадык. Какая она хорошая, Наташа. Почему выбраться из здания завода должно быть для него проблемой? Что здесь сложного? По приметам, как нашел туалет, он найдет и выход. Но дальше непонятная, темная дорога к отелю. Ему не хотелось в номер. Ему хотелось домой, но до дома еще невообразимая длина рельс. Выбрасывая на пол окурок, заметил, какие грязные у него пальцы, и стало стыдно. Тщательно вымыл руки ледяной водой и ушел. Коридоров не было. Широкие пустые пространства, трубы, бассейны с чем-то вонючим. Выглядел студент ужасно: бледный, прыщавый. Но голову держал высоко на тонкой шее. Волосы его были покрыты стеклянистой пылью, и смотрел он вперед искоса, потому что голова слегка повернута была налево. Ему так было удобнее. «Уйду куда-нибудь, – думал студент. – Выберусь, выберусь. Высвобожусь». Гул в ушах организовался в военный марш. Крупные комки пыли слетали с потолка упорядоченно, под действием неизвестных воздушных потоков, и регулярно опускались то на нос ему, то на скулы. Один раз он вышел к узкому окну в металлической раме. Но за окном не было ничего знакомого. Темнота, распоротая прожектором, унылый ангарный блеск. На ту сторону выходить не стоило. Через некоторое время воодушевление спало. В туалете ему показалось, что стоит взять себя в руки, как все наладится, и выход найдется сам собой. Ан нет, он по-прежнему не знает куда идти и погружается в уныние.

Обычного страха не ощущал – это блуждание длилось слишком долго, и никакого злого воздействия Виталик пока не испытал, никакой прямой опасности не подвергся. Лучше было бы, если бы был страх, подгоняющий вперед. Вместо смиренной безнадежности, неограниченной длительности времени – как бесконечно нудного фильма, головной боли, холода. Он продолжал искать, не помня что.

Анастасия слизала капли пота над верхней губой. Поезд не думал трогаться. Она увидела ползущего по близкой второй полке таракана и не шевелилась, не отворачивалась. Никого, кроме нее, в купе не было, поэтому отвращение – игра, сейчас бессмысленная. Как и другие чувства, мысли и маленькие подробности, составляющие личность. Она забыла о посиневших ушибах. Она не могла сменить неудобную позу. Лежит на нижней полке, ноги перекинув на соседнюю. На периферии игра продолжается: она делает вид, будто у нее на голове стриженые волосы, покрытые клейкой пылью, будто на ее организм отрицательно воздействует духота. Не столь серьезно, как делала бы вид при Константине: при нем такая духота могла довести ее до угрожающего обморока. Но достаточно серьезно, чтобы с медленной уверенностью погрузиться в неприятные воспоминания о семейном совете, который мог окончиться только одним – отлучением. Ее и Константина отлучением от семьи. Темный полированный стол, в нем отражения бабушки и дедушки – две суровые фигуры, а мама где-то с краю, вдалеке, из-за отдаления она выглядит маленькой, словно ей не больше пяти лет, и ведет себя соответственно – наматывает цветные нитки на пальцы. У отца безразличный вид. Похоже, ему все равно, каким будет решение, он смотрит вбок. Ему ничего не нравится в этой семье, и мама давно перестала нравиться. Он давно не принадлежит к этой семье, отлучен. Истерик, слез, увещеваний больше не будет. Все это можно было наблюдать в предыдущие дни, и теперь только опухшие мамины глаза напоминают о буре. Бабушка говорит очень ровно и мягко:

«Вы же понимаете, что принимать участие в этом фарсе мы не будем». Настя слушает, а Константин – нет. Его вообще не видно. Не существует. «Ты-то сама что думаешь?» – спрашивают ее. Анастасия, поднимая прозрачные глаза: «Я полностью согласна. Я устала». «Пусть делают, что хотят! – выкрикивает дед с едва сдерживаемым гневом. – Позволим им, оставим их, раз они хотят! Раз мы им не нужны! Мы – вынесем!» «Вынесем», – кивает бабушка.

Насте досадно, что ее обвиняют без вины. Всё неправильно! И она шумно встает, опрокидывает стул – пусть видят ее! Видят, что они не правы, что они обидели ее несправедливо, предали! Бежит с обидой на лице, быстро-быстро, вырывается из духоты в подъезд, где дышится легче, сбегает вниз по лестнице. Ее преследуют запахи табака, помады, маминых духов – все их запахи.

Внизу, у подъезда, она садится на скамейку. Сопит. Вечер прекрасен. Асфальт стянут льдом. Темные кроны неуловимо колеблются под ветром. Отдышавшись, успокоившись неопределенными представлениями о скользящих по льду, быстрых, как самолет, коньках, рассеивает обиженные мысли и забывает их. Ей не по себе одной в зимней ночи. Она решает вернуться домой. Ей стыдно – но что остается делать! Неуверенно тянет скрипящую дверь подъезда. Поскальзывается и упускает дверь, которая сразу захлопывается. Тянет снова. Медленно бредет по ступенькам наверх, раскаиваясь неведомо в чем. В своем существовании. Но это же не она, это все мама. Сама Настя не виновата. Подбородок вязнет в шарфе, липком от сахара. Нет, сахар на шарфе был в другие дни, когда ей покупали пирожные. Настя подходит к своей двери, тихонько стучит. Звонить не решается от стыда. Никто не открывает. Она топчется на коврике, потом оставляет квартиру и поднимается выше, на верхние этажи. Там она никогда не бывала. Там чужие двери. Родители ходили туда, когда сосед сверху заливал их. Снова спускается к своей двери, нажимает кнопку звонка. Резкий, короткий звук. Шорох шагов. Дверь открывает цыган, сосед, в тапочках, в странных спортивных штанах.

– А где мама? – захлебываясь, спрашивает Настя.

Цыган молча закрывает дверь у нее перед носом. Она боится, спускается на этаж ниже. Вот настоящая их дверь – еще на этаж ниже. С разбегу толкает дверь плечом, и та подается – не заперто. Она входит, разматывает шарф, слышит, как бежит из крана вода, снимает пальто, садится на стул. Хорошо дома. Никого нет. Вот и хорошо. Родителей нет, Константина нет.

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 65
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?