Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что такое, девочка? Если туда забрался скунс или сурок, я ничего не могу поделать с…
Из-за двери донеслось царапанье, за которым последовал странный чирикающий звук, от которого волосы у меня на затылке встали дыбом. Не животный звук. Я никогда не слышал ничего подобного. Радар залаяла, затем заскулила и попятилась, всё ещё прижимаясь брюхом к земле. Мне и самому захотелось отступить, но вместо этого я постучал по двери кулаком и стал ждать. Ничего не последовало. Я мог бы списать эти звуки на своё воображение, если бы не реакция Радар, но в любом случае я ничего не мог с этим поделать. Дверь заперта, а окна отсутствовали.
Я ещё раз постучал, настойчивее, почти надеясь, что этот странный звук снова повторится. Ничего не произошло, поэтому я пошёл обратно к дому. Радар с трудом поднялась и последовала за мной. Я оглянулся и увидел, что она тоже смотрит назад.
7
Какое-то время я занимал Радар обезьянкой. Когда она улеглась на линолеум и посмотрела на меня, будто говоря «я – всё», я позвонил отцу и сказал ему, что бросил бейсбол.
– Я знаю, – ответил он. – Тренер Харкнесс уже позвонил мне. Он сказал, что обстановка немножко накалилась, но выразил надежду, что ты вернёшься, при условии, что извинишься сначала перед ним, а потом перед командой. Сказал, что ты подвёл их.
Это злило, но вместе с тем было забавно.
– Пап, это же не финал года – обычная тренировка в зале. И он вёл себя, как козёл. – Хотя я уже привык к этому, мы все привыкли. Фото тренера Х. можно было поместить в словаре рядом со словом «козёл».
– Значит никаких извинений, я правильно понял?
– Я мог бы извиниться за то, что был рассеян, но это не так. Я думал о мистере Боудиче. И о Радар. И об этом доме. Он пока не падает, но не далёк от этого. Я мог бы многое сделать, будь у меня время, и теперь оно у меня есть.
Отцу потребовалось несколько секунд, чтобы переварить это, затем он сказал:
– Не уверен, что понимаю, почему это так важно для тебя. Забота о собаке – это понятно, это мицва, но ты совершенно не знаешь Боудича.
И что мне было сказать на это? Признаться ли отцу, что я заключил сделку с Богом? Даже если ему хватит любезности не рассмеяться (хотя он вряд ли бы удержался), он скажет, что подобные мысли лучше оставить детям, евангелистам и недалёким зрителям кабельного телевидения, которые по-настоящему верят, что какая-то волшебная подушка или диета излечат их от всех болезней. В худшем случае он мог подумать, что я ставлю себе в заслугу его трезвость, которую он так старательно поддерживал.
Была и ещё одна причина. Это личное. Моё.
– Чарли? Ты ещё тут?
– Да. Я могу сказать одно: хочу сделать всё, что в моих силах, пока мистер Боудич не встанет на ноги.
Папа вздохнул.
– Он не ребёнок, который упал с дерева и сломал себе руку. Он пожилой. Он может никогда больше не встать на ноги. Ты думал об этом?
Я не думал и не видел причины начинать.
– Ты знаешь, что они говорят в твоей программе: день за днём.
Он усмехнулся.
– Мы также говорим, что прошлое – это история, а будущее – тайна.
– Неплохо, пап. Так мы уладили вопрос с бейсболом?
– Да, но место в сборной штата в конце сезона было бы отличным дополнением к заявлению в колледж. Ты же понимаешь это, да?
– Понимаю.
– А как насчёт футбола? Ты и его собрался бросить?
– Не сейчас. – По крайней мере, на футболе мне не приходилось сталкиваться с тренером Харкнессом. – К августу, когда начнутся тренировки, мистеру Боудичу может стать лучше.
– Или нет.
– Или нет, – согласился я. – Будущее – тайна.
– Это так. Иногда я вспоминаю тот вечер, когда твоя мама решила пройтись до «Зиппи» …
Он замолчал. Я тоже не мог найти слов.
– Сделай для меня кое-что, Чарли. Приходил репортёр из «Уикли Сан», просил твой телефон. Я не дал, но записал его номер. Он хочет расспросить тебя о спасении Боудича. Сентиментальный сюжет и всё такое. Думаю, тебе стоит согласиться.
– Не то, чтобы я спас его, это была Радар…
– Можешь сказать ему об этом. Но если выбранные тобой колледжи поинтересуются, почему ты бросил бейсбол, подобная статья…
– Я понял. Дай мне его номер.
Он дал, и я занёс его в список контактов.
– Ты будешь дома к ужину?
– Сразу, как только накормлю Радар.
– Хорошо. Я люблю тебя, Чарли.
Я сказал ему, что тоже люблю его. И это была правда. Хороший человек мой отец. У него были трудные времена, но он прошёл через них. Не каждый может.
8
Покормив Радар и сказав ей, что вернусь завтра рано утром, я прошёл к сараю. Мне не очень-то хотелось, было что-то очень отталкивающее в этой маленькой постройке без окон в сгущающейся темноте холодного апрельского вечера, но пришлось. Я стоял перед дверью с замком и слушал. Ни царапанья. Ни странного чирикающего звука, как в научно-фантастическом фильме про пришельцев. Я не хотел стучать в дверь кулаком, поэтому заставил себя. Постучал дважды. С силой.
Ничего. От этого мне полегчало.
Я сел на велосипед, поехал вниз по Сикамор-Стрит, бросил перчатку на верхнюю полку шкафа, затем некоторое время смотрел на неё, прежде чем закрыть дверь. Бейсбол – хорошая игра. Нет ничего лучше, чем дойти до девятого иннинга и сократить разрыв на одно очко, а потом ехать домой на автобусе с выездной игры после большой победы; все смеются, шумят и хватают друг друга за задницы. Так что да – я немного сожалел, но не сильно. Я вспомнил высказывание Будды: всё меняется. Я решил, что в этих двух простых словах крылась огромная истина. Чертовски огромная.
Я позвонил репортёру. «Уикли Сан» распространялась бесплатно, в ней публиковались кое-какие местные новости и спортивные репортажи, погребённые среди тонн рекламы. У двери «Зиппи» всегда лежала пачка газет с табличкой «ВОЗЬМИ ОДНУ», к которой какой-то остряк добавил «ВОЗЬМИ ИХ ВСЕ». Репортёра звали Билл Харримэн. Я ответил на его вопросы, ещё раз