– Что-то случилось? Мы с ней вроде вечером собирались встретиться…

«Мы с ней»! Если до этого Женя еще испытывала какое-то волнение, то теперь оно окончательно уступило место ледяной, как жидкий азот, ярости. «Мы с ней»… Яся даже не предупредила его о том, что Женя тоже придет на ужин! Сделала все, чтобы Агафонова выглядела как навязчивая бедная родственница. Мол, возьмем ее с собой, а то она и ресторанов-то никогда не видела. Эдакая одинокая сиротка, которую жалко бросить в библиотеке. Ну, Ветрова, ты сама вырыла эту яму метр на два, так что не обессудь, если тебе придется в нее прилечь!

Вообще-то Женя ненавидела ложь во всех ее проявлениях. Считала, что правда, какой бы горькой она ни была, – лучшее лекарство. А врать из каких бы то ни было побуждений – все равно что пытаться вылечить огнестрельную рану подорожником. Но Яся не оставила ей другого выбора. Поэтому свой первоначальный план – позвать Кирилла на вечер Веригиной и заманить в хранилище, чтобы вместе изучить книгу Расине, – Женя отложила. «Война – это путь обмана», – так сказал сам Сунь-Цзы. И Агафонова уверенно ступила на этот путь.

– Дело в том, что у Яси некоторый форс-мажор, – произнесла она. – Видите ли, этот торт… Он оказался не очень свежим. Так что вам даже повезло, что вы успели только попробовать.

– Боже, с ней все в порядке? – испугался Кирилл, чем только раззадорил Женю. Ну уж нет, делать из Яси жертву, достойную сочувствия, не входило в ее планы.

– О да. Обычная диарея. Но она привыкла, ничего страшного. Просто у нее слабый желудок. Изморила себя диетами…

– Диеты? Ей-то зачем диеты? У нее и так отличная фигура…

Женя стиснула зубы. Кирилл, сам того не подозревая, толкал ее все дальше и дальше за грань добра и зла. Все-таки дальновидность – не самая сильная сторона мужчин. Разбрасываться комплиментами в адрес одной девушки в присутствии другой столь же мудро, сколь и подойти к двум спорящим алкашам с фразой: «А вот и не подеретесь!»

– Это сейчас, – Женя коварно ухмыльнулась. – Она с таким трудом сбросила тридцать килограммов… Бедолага! Но ничего, лечение от булимии она уже прошла, главное сейчас – держаться подальше от сладкого.

– Ясно… – протянул Кирилл, и Женя готова была поклясться: эти нотки разочарования в его голосе ей не послышались. – Тогда и правда лучше все отменить. Как-нибудь в другой раз.

– Мне очень жаль. Но я вот тут подумала… Раз уж ресторан все равно сорвался… – Женя тщательно подбирала слова, чтобы ее предложение выглядело спонтанным. – Я проводила ревизию в хранилище, и мне попалась одна редкая книга. Про исторический костюм. Расине. Единственный экземпляр в Москве.

– Оригинальное издание?! – на вдохе спросил Кирилл. – Девятнадцатого века?! Но… Но как… Я думал, его уже нигде нет!

– А у нас есть. – Выстрел Жени пришелся в самое яблочко. – Может, вам было бы интересно…

– Да! Во сколько подъехать?

– В любое время. – Женя сделала паузу, дав ему время как следует прожевать приманку. – Правда, есть один нюанс. Мы не имеем права выдавать книгу в читальном зале…

– Я готов заплатить! – нетерпеливо перебил Санин.

– Нет-нет, что вы! Я не об этом. Просто вы сможете работать с ней только в хранилище. В моем присутствии.

– Ничего страшного, – выдал он, явно не задумываясь о Жениных чувствах. «Ничего страшного»… Еще бы добавил: «Будет, конечно, тяжко, но я потерплю».

– И моя начальница… – продолжила Агафонова, проглотив обиду. – Она так строго за этим следит… По правде говоря, она вообще не любит пускать посторонних…

– Может, я все-таки заплачу? – Кириллу, судя по всему, было совершенно некуда девать деньги. Но Женя нацелилась отнюдь не на его кошелек, к тому же деньги никогда не были для нее чем-то первостепенным. Даже за миллион она не согласилась бы нарушить библиотечные правила. А вот ради любви…

– У меня есть идея получше. Сегодня у нас как раз поэтический вечер, все будут в главном зале. Мне тоже надо будет отметиться, но потом… Потом мы могли бы… – Женя замялась: ее безудержное воображение уже рисовало во всех деталях уютный полумрак книгохранилища, две головы, склоненные над томиком из красной кожи, подробные описания средневековых предметов нижнего белья и соблазнительное урчание французского… Словом, если бы Женя однажды взялась за эротическую прозу, первым делом она бы непременно расписала сцену страсти между книжными стеллажами. Но, разумеется, в этой сцене ни одна книга бы не пострадала.

Агафонова до того замечталась, что ей уже стало казаться, будто Кирилл вот-вот услышит ее коварные мысли, в ужасе откажется и для надежности пропустит свой читательский билет через шредер, а тринадцатую городскую библиотеку имени Бабеля будет обходить за километр. Но Санин либо никакого подвоха не почуял, либо, напротив, тоже был не против провести вечер с Женей наедине. По крайней мере, самой Жене очень хотелось в это верить.

В компьютерный зал она шествовала как победитель. У нее даже в висках немного покалывало – не иначе фантомный лавровый венок давал о себе знать. Выбрав афишу наугад, она отправила ее на принтер, пришпилила к доске у входа в библиотеку и принялась расставлять стулья к приходу Веригиной. Труд, который обычно вызывал у Агафоновой праведный гнев – не для такой работы она пять лет отучилась по специальности! – сегодня был сдобрен победоносной радостью. Женя представляла себе, как Яся мнется у входа в «Адажио», глядя на проходящие мимо парочки, как она нервно сверяется с часами – и как впервые в жизни проводит вечер пятницы в гнетущем одиночестве. На долю секунды Жене стало жаль подругу, но она быстро напомнила себе о предательстве, и жалость растворилась в теплом пьянящем злорадстве, как сахар – в кипятке.

Испортить Жене настроение не могло уже ничто. Ни приказы Цейлер, ни гундеж Влада о том, как сильно он ненавидит поэзию, ни даже капризы самой Веригиной. Эта эпатажная дама зачем-то приехала на час раньше, разодетая, как вдова графа на его похоронах, – вся в черном кружеве снаружи и с плохо скрываемой радостью – внутри. Женя вполуха слушала о том, что кресла стоят совершенно не так, а бутылка с холодной водой – это сущее преступление против чтеца.

– Вы хотите смерти моим голосовым связкам?! – подвывала поэтесса.

– Женя, немедленно подогрей воду! – вторила ей Цейлер.

И Женя подогрела, ни слова не вымолвив наперекор и не съязвив по поводу того, что тонкие сигареты в мундштуке убьют голосовые связки Веригиной вдвое быстрее, чем холодная вода. А все потому, что мыслями Женя была