Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вся осень 1962 года была неспокойной. Хрущев задумал новую реформу, теперь непосредственно партийных органов, чтобы обновить всю систему управления страной. Первый шаг в этом направлении он уже сделал в 1957-1958 годах, когда ликвидировал промышленные министерства и создал крупные региональные структуры управления промышленностью в виде совнархозов. Теперь он перешел ко второму этапу – партийной реформе. Ему казалось, что партийные органы не занимаются конкретно руководством сельским хозяйством, плохо его знают, и темпы его роста отстают от требований партии. Он часто менял секретарей обкомов и крайкомов, но считал, что эта мера недостаточна. И вот пришел к новому выводу – организационному.
Решено было разделить партийные органы в регионах на сельские и промышленные, и при этом еще сократить численность партийных комитетов районного звена, а значит, и территориально-административных образований – районов. Как всегда, с его мнением Политбюро ЦК КПСС единодушно согласилось, но все решал лично он, несмотря на коллегиальность руководства, о чем не забывал напоминать народу. На самом же деле все было не так, стиль и методы руководства страной оставались сталинские, только под вывеской «хрущевские». Все избранные деятели в Политбюро ЦК КПСС заглядывали Хрущеву в рот, и никто ему не перечил, даже глубоко сознавая, что это неправильный путь, и он не принесет пользы государству. Так и в данном конкретном случае – предложенная структура реформ Хрущева была единодушно одобрена не только Политбюро, но и пленумом ЦК КПСС, и машина завертелась. Причем все делалось быстро и оперативно. В начале зимы новые веяния дошли и до нас.
Решения ЦК КПСС были рассмотрены на пленуме крайкома, где тоже никто не выступал против, за исключением единиц, которые говорили о сомнительности этих мероприятий в Красноярском крае. И потом, еще никто не знал, что ждет лично его – останется ли он у руководства районом, городом. Разъезжались по домам все с чувством неуверенности в завтрашнем дне. Лично мне терять было нечего, я мог вернуться снова в геологию, прелести партийного чиновника я еще не испытал, кроме полной отдачи своих физических и умственных сил за дело, к которому представлен по воле судьбы.
Через некоторое время нас, первых руководителей районов и городов, вызвали в Красноярск для обсуждения разработанной специальной комиссией края под руководством ЦК новой организационной структуры партийных органов края. В Красноярском крае предусматривалось создание Промышленного и Сельского крайкомов партии и, соответственно, крайисполкомов, даже комсомола и профсоюзов. Дальше идут производственные промышленные зоны, куда входят по несколько районов, сообразуясь с доминированием соответствующих экономик и отраслей производства. В крупных городах были самостоятельные партийные комитеты, с непосредственным подчинением Промышленному крайкому. Таким примерно образом и распределили сельские зоны и входящие в них районы.
Наш Северо-Енисейский район по этой структуре относился к Мотыгинской производственно-промышленной зоне – это сегодняшнее Нижнее Приангарье с теми же промышленными направлениями – район развития преимущественно горнорудной промышленности, геологии, энергетики и частично лесной отрасли. Основная лесная отрасль края сосредотачивалась в Богучанской промышленной зоне. Таким образом, наш Северо-Енисейский район фактически объединяли с Удерейским районом с центром в п. Мотыгино.
На заседании комиссии нам предоставили возможность выступить со своими замечаниями и предложениями. В работе комиссии участвовали секретари крайкома, кроме А.А. Кокарева. Он, как говорили, был удручен реорганизацией, но на людях не появлялся и это не высказывал. Я выступил категорически против слияния районов и попытался обосновать на геологических данных возможность самостоятельного существования и развития Северо-Енисейского района. А также привел ряд выкладок социального плана: отсутствие между районами транспортных связей, и во что это обойдется государству и населению. В общем, выступил с комсомольским задором. Более умеренно выступил мой коллега, секретарь Удерейского района Александр Григорьевич Убиенных. У него выступление было менее категоричным, он был очень опытным партийным руководителем и, наверное, знал, что наши возражения уже ничего не значат, если эта структура уже согласована в ЦК КПСС и принята.
После нас выступил начальник планового отдела совнархоза, и все наши возражения и экономические расчеты развеял экономической программой комплексного развития производительных сил Нижнего Приангарья, которая уже была представлена в правительство, – создание здесь мощнейшего горнопромышленного комплекса на основе крупнейших в тот период месторождений в Нижнем Приангарье. Так нас не только не поддержали, но и осудили в местничестве и непартийном подходе к важным мероприятиям партии.
В общем, структура и здесь в целом была одобрена, и нам оставалось ждать практических решений. После заседания комиссии мы пошли с Александром Григорьевичем в гостиницу, где вместе остановились на ночлег, а вечером совместно поужинали, немного выпили и более близко познакомились. Теперь оставалось ждать, кому из нас доверят возглавить новое партийное и административное образование.
Решение об объединении районов сильно обеспокоило людей, которые работали в партийных и советских органах этих районов. Ко мне стали поступать различные вопросы, но что я мог ответить? Я все еще не знал, как поступят со мной.
Наступили и прошли ноябрьские праздники. Особенно мне запомнился митинг поселка Северо-Енисейского, посвященный этому революционному празднику, который состоялся на площади у дома культуры «Горняк», где на трибуне мне пришлось выступать с приветствием. Мороз за минус пятьдесят, и стоять на улице было очень холодно, но народу пришло много, и все было празднично, по-северному, по-пролетарски.
Наступил новый, 1963 год, и он весь прошел неспокойно, в ожидании перемен. Меня вызвали в крайком и сообщили,