воруешь ее румяна. Я видел!..

Голос Навчин стих.

– Иди, впереди и не подходи ко мне близко, – Сартак топнул ногой. – Я… Я тебя… – мальчик запнулся, не найдя нужного слова. Он немного подумал и что было силы крикнул: – Дура деревянная!..

13.

…Это был все тот же сон, а точнее, его продолжение. Джучи-хан и маленький Бату настреляли дюжину уток, и горка птичьих тел на дне лодки была похожа на большую, нечистую и разодранную подушку.

Джучи чему-то улыбался и часто посматривал на сына:

– Охотник!.. – то ли с насмешкой, то ли с удовлетворением сказал он.

Бату сосредоточенно греб. Стена камыша кончилась, и лодка вышла на чистую водную гладь. Там, на ее середине, плавали два больших белых лебедя. Огромные птицы медленно кружились в медленном танце, вытягивая длинные шеи, и издавали негромкие звуки похожие «уа-а».

– Папа! – не оглядываясь, позвал Бату.

– Что?

– Давай, лебедя подстрелим.

– Зачем? – удивился Джучи. – Лебедь – не добыча. Его мясо не разжуешь сколько не вари.

Бату оставил весло. Лодка продолжала скользить по воде к лебединой паре. Та птица, что поменьше прекратила танец и направилась к свободному от камышей берегу.

Бату оглянулся. Поймав умоляющий взгляд сына, Джучи улыбнулся.

– Похвастаться большой добычей решил?

Бату жадно смотрел уже не на отца, а на направляющегося к берегу лебедя. Второй уплыл в сторону камышей, и его уже не было видно.

Джучи медленно поднял лук. Расстояние было довольно большим, но цель плыла спокойно и плавно. Свистнула стрела. В последний момент лебедь взмахнул крыльями, собираясь взлететь, и стрела угодила ему в крыло.

Бату закричал от радости. Он вскочил, едва не опрокинув лодку, и Джучи резко дернул его вниз.

– Сядь и греби!

Бату с силой, как лопату в землю, вогнал в воду весло. Вдруг пришла радостная злость, и она придала мальчику сил.

Раненный лебедь описывал широкие круги. Его левое крыло, пробитое стрелой, скользило по воде и почти не отрывалось от нее, а второе, взмывая и падая, поднимало фонтаны брызг. Когда лодка подошла ближе, раненый лебедь устремился к берегу.

– Папа, он уйдет! – закричал Бату.

Он снова оглянулся. Джучи проворчал что-то, рассматривая воду за бортом.

– Не уйдет, – коротко бросил он.

Резко поднявшись, Джучи спрыгнул в воду. Она доходила охотнику до пояса, но дно оказалось илистым и идти вперед, к добыче, было не так легко. Джучи выругался. Он непроизвольно оттолкнул лодку с сыном, и она скользнула в сторону, поворачиваясь к берегу кормой. Бату выронил весло, но не заметил этого, потому что смотрел только на отца.

Догнав жертву в пяти шагах от берега, Джучи вынул нож. Он поднял добычу за ее длинную шею и уже взмахнул рукой, как вдруг, из стены камышей справа, на него бросился второй лебедь. Он летел почти над самой водой и ударил Джучи сначала всем телом, а потом клюнул в лицо.

Охотник выпустил добычу. Обороняться от второго лебедя оказалось не так просто – он налетел справа, Джучи держал нож тоже в правой руке, а нанести верный удар без замаха оказалось не просто. Джучи несколько раз отмахнулся ножом наугад и не попал в цель.

Бату вспомнил о весле, когда испугался потерять из вида отца за узкой стеной камыша, которую уже миновала лодка. Но весло плавало в трех шагах от борта. Бату стал грести руками, переваливаясь с боку на бок и глубоко погружая руки в воду. Лодка стала раскачиваться сильнее, черпая бортами воду, но мальчик не обращал на это внимания.

Джучи что-то зло крикнул, но прежде чем он успел схватить нападающего лебедя за шею и нанести удар, тот снова клюнул его в лицо.

Лодка опрокинулась… Бату не сразу понял, что он оказался в воде, и вода, на вдохе, мгновенно хлынула в легкие. Отяжелевшая одежда потянула мальчика вниз, вокруг сразу стало темно и холодно. Свет уходил куда вверх, в сторону и быстро гас. Бату отчаянно сопротивлялся, но вода казалась вязкой, как болотная жижа.

«Воздух!..» – Бату буквально пронизывала одна эта мысль. Он забыл об отце, об охоте и обо всем на свете.

«Воздух!..»

Но воздуха не было, а свет уходил от него все дальше и дальше. Когда он почти погас, сильные руки рванули его вверх. Мгновение спустя, Бату увидел восходящее солнце сквозь мокрые и слипшиеся ресницы. Оно было расплющенным, кроваво-красным и совсем не похожим на то, каким привык его видеть маленький Бату.

Мальчик закашлялся, его тут же вырвало. Держа сына на руках, Джучи пошел к берегу. Мимо проплыл мертвый лебедь, а вокруг него растекалось по воде красное, похожее на потухшее солнце, пятно.

Джучи положил Бату на траву и принялся протирать тряпкой правый глаз.

– Подлая собака!.. Тварь длинношеяя! – ругался он.

Второй лебедь – со стрелой в крыле – уплыл в камыши. Когда Бату немного пришел в себя и приподнялся на локте, он увидел его через редкую стену зарослей. Раненая птица пыталась выбраться на берег, но ей мешала рана и скользкая глина под красными лапками.

Бату слабо окликнул отца и показал на лебедя. Джучи шагнул было в воду, но, сделав пару шагов, провалился почти по пояс. Дальше было еще глубже, и Джучи вернулся на берег.

– Сам сдохнет! – зло сказал он сыну. – Ты как?.. Встать сможешь?

Бату встал… Его слегка покачивало и тошнило.

– Идти сможешь?

Мальчик сжал зубы и кивнул.

Джучи перевязал раненный глаз. Повязка получилось не очень умелой, и лицо отца вдруг показалось Бату смешным. Мальчик возмутился и тут же одернул себя.

Они возвращались домой молча. Бату несколько раз пытался взять отца за руку, но тропинка в камышах, идущая вдоль берега, к тому месту, откуда они начали охоту, была узкой и иногда уходила под воду. Мешало и то, что Джучи часто подносил правую руку к лицу, и хотя уже не ругался, но сердито ворчал что-то. А потом Бату увидел кровь на его длинных пальцах.

Бату хорошо запомнил спину отца: высокую, худую и чуть сутулую…

Джучи-хана убили через три дня. Из-за раненного глаза он слишком поздно увидел взмах сабли справа и когда Джучи схватился за рукоять своего меча, ему отсекли руку. Второй удар – в голову – был уже смертельным.

Маленький Бату видел расправу издалека – отец и присланные дедом Чингисханом воины стояли на берегу Енисея. Их фигуры были хорошо видны на фоне светлой воды. Рядом с Бату, чуть сзади, положив руки на его плечи, стояла его мать Уки-хатун.

– Пойдем домой, – тихо сказала она Бату,