Потом на меня надели платье, взяли под белы рученьки, а они стали абзац какие белые, и вывели к алчно ждущей толпе.

Открывающая тоннели баба обратилась ко всем с какой-то речью, а старуха шепнула мне «Сейчас подарки господина покажут».

Две женщины нехилой комплекции приволокли сундук.

Судя по всему, такое было вновинку, потому что у наложниц Удава отвисли челюсти. Буквально.

Крышку сундука открыли и откинули – все нехилое помещение заискрилось от бликов.

У меня появилось предположение, что Удав грабанул какую-то шахту. И судя по разнообразию камней и металлов не одну.

Но на этом спецагент (откуда у него столько денег вообще?!) не остановился. Еще две женщины принесли ларчик.

Ларчик открывался просто, но зато содержимое у него было впечатляющим. Золото, платина, бриллианты… или что там такое сверкающее, и набор охренительного вида – венок на голову, прямо на распущенные и расчесанные до блеска волосы, на шею ожерелье, на руки браслеты-лианы, от плеча и до локтя, потом на запястья браслеты, на пояс – пояс, на ноги браслеты, на пальцы кольца, в уши серьги, на уши какие-то тоже типа серьги, и, уникальный момент, кольца на пальцы ног!

И я вот одного реально не поняла – откуда деньги?!

– Госпожа сияет, – полюбезничала старуха.

– Угу, так сияет, что сейчас кому-нибудь засветит! – нервы закончились, да.

– Не поняла, – прошепелявила старуха.

А потом кто-то запел песню, между прочим грустную. Грустили все, наложницы так вообще практически до слез, а меня повели, чинно и степенно.

Вели долго. Если откровенно, то будь на моем месте любая другая, ее бы уже несли, и женщины это понимали, поэтому готовы были подхватить в любой момент, но я держалась чисто на упрямстве, десант все же.

Снова пение, очередная стена казавшаяся тупиком, открылась, меня ввели в роскошную спальню. Реально роскошную. Мне даже стало интересно, сколько жизней полегло ради всей этой роскоши. Кровать, украшенная рогами… Намек, что ли? Шкуры животных на полу, шкуры на диванах и креслах… Нахрена тут диваны и кресла? Для зрителей? Но это было еще не все – одна из угуй прошла к стене, открыла какой-то секретный ящик и достало оттуда… пусть будет хреновую штуковину. И с самым торжественным видом, неся имитацию данного органа двумя руками, как ценность какую-то, вернулась к нам: шокированной мне и воодушевленным женщинам.

Не, Удав реально начинал пугать все сильнее, Эрих по сравнению с ним, походу, вообще был лапочкой.

Потом меня усадили на край кровати исполинских размеров, и началось – одна женщина что-то говорит, старуха переводит, я охреневаю.

– Полировать надо вот так. И с любовью.

И мне продемонстрировали. Что именно «полировать», и как, и особенно места наиболее чувствительные. И вот после всего этого, продолжая держать имитацию некоторых органов в руках, эта же мадам и выдала:

– Помни, скромность украшает.

Да ладно! Еще никто и никогда мне этого не говорил, держа данный орган в руках.

И далее эта штуковина перекочевала в руки другой матроны, и… тут такое началось. И как, и как глубоко засовывать, и как сохранять интригующий прогиб в спине в момент когда давишься этой хренотенью, и главное в этот самый момент, смотреть господину в глаза, потому что ему так приятнее.

И апофеоз идиотизма – завершив экскурс по теме «Так нравится господину», дама менторским тоном сказала:

– И будь скромной. Глаз от пола не поднимай, с господином сама не заговаривай.

Все, аут!

Я ржала так, что свалилась на кровать, с нее на пол, и ржала уже на полу. Женщины, решившие, что это не смех, это полномасштабная истерика, начали переговариваться между собой. Я заставила себя успокоиться, посмотрела на старуху, и та мне пересказала суть женских переговоров:

– Устала сильно, не надо было тебя сегодня вести на встречу к господину. Отдых нужен. Думаем увести обратно.

– Так, стоп, – я вытерла слезы, от смеха я рыдала, кажется, впервые, села обратно на край кровати и спросила: – Что значит «увести обратно»?

Женщины спросили у старухи, что я спросила, изобразили скорбь на лицах… хотя вот те две, что мне тут навыки орального интима втолковывали, после всего продемонстрированного мне казались не скорбящими, а нацеленными исключительно на одно, и это одно было вполне материальным, короче не верила я им больше.

И тут старуха сказала:

– Женщины рода решают, когда госпожа готова. Ты не готова. Господина не впустим.

Приехали.

– Это как? – переспросила я, предчувствуя самое худшее.

И тут где-то далеко послышался знакомый голос Удава.

Одна из женщин тут же вскочила и убежала куда-то, чтобы вскоре начать что-то вещать Удаву, перемежая это молящим «Саидар». Саидар был зол! Саидар высказался на местном языке, и даже я, не понимающая в нем нихрена, поняла, что саидар сейчас будет все крушить, если ему не подадут бабу прямо немедленно.

Женщина вернулась, они с товарками переглянулись испуганно, и…

– Я переводить быстро, – торопливо сказала старуха.

Со мной в эту комнату вошли шестеро. Двое уже преподали мне уроки искусства любви на коленях, трое походу собирались, потому как новая женщина взяла все тот же многострадальный… эм… штуку короче.

От этих троих я узнала, как глотать, отключив рвотный рефлекс … и делать это скромно.

Как раздеваться донага перед господином… и делать это скромно.

И даже, я охренела, но как именно принимать «господина» в местах для этого непредназначенных, чтобы трещин там не было, повреждений всяческих, и «вон, деточка, свечечка специальная, вставишь перед, а вот эту после». И да – все это тоже скромно.

Последнее слово было за старухой.

– Радуй господина, смейся каждой его шутке, – и тут же сурово: – Смеяться нельзя.

Гребанный навигатор, что не так с этой планетой?

И все же я кивала, делала сосредоточенный вид, выслушивая лекции интимного характера, и держала морду кирпичом, потому как… походу власть тут была не у Удава, а вот у этих «скромниц».

Но все это мелочи, меня интересовало совершенно другое – как сюда войдет Удав? Сам механизм проникновения мужиков из их изолированного мужского мира, в этот обособленный женский мир.

Процедура вхождения меня, должна признать, впечатлила.

Сначала голосистая вышла в другое помещение и я услышала ее крик. Откликом на ее вопль стал скрежет одной сдвигающейся стены.

Затем снова пение и скрежет второй.

Пение и скрежет третьей.

Пение и скрежет четвертой.

После этого все женщины поднялись, поклонились мне, упрятали «инструмент для демонстрации» в ящик в стене, и ушли.