Лернер хлопнул рукой по столу. Нет, тут никакого терпения не хватит! Капитан военно-морского флота, а не понимает, "Гельголанду" нечего делать в Ледовитом океане!

Рюдигер, словно пророк, возвел очи к деревянному потолку. Высоко вскинув голову, он выпятил перед собой двузубую бороду.

— Прошу не перебивать! — воззвал он умоляющим голосом. Дескать, он только что собрался объяснить, почему сейчас совершенно примирился с целью плавания. — Частные интересы — хорошая вещь, но национальный интерес выше частного. И эта аксиома имеет принципиальное значение.

С самого начала, так продолжал развивать свою мысль Рюдигер, он хотел взять во владение Медвежий остров исключительно для государства. И вот велением неба это свершилось!

— Крейсер "Светлана" вышел в море, чтобы завоевать остров, и теперь, в виду русских пушек, Германскому рейху ничего не остается, как только защищать свое право, основанное на преимущественной давности, поскольку немцы на двадцать четыре часа опередили русских.

— Мы всего лишь инструмент, орудие в руках великой тяжбы между двумя великими державами! — восклицал он. — Рискнет ли Россия начать войну, нарушив права Германии?

Далее Рюдигер выразил надежду, что этот вопрос останется чисто риторическим. Ведь подобно тому, как узы дружбы связывали матерей капитана Рюдигера и капитана Абаки, такие же нерушимые узы скрепляют дружбу русского царя и германского кайзера, однако подобно тому, как капитан Рюдигер во имя родственной памяти не поступился перед капитаном Абакой германскими интересами, то же самое сделает и кайзер в отношении русского царя.

— За кровные и дружеские узы на всех уровнях! — воскликнул Рюдигер, протягивая к бутылке опустевший бокал.

— Хотел бы я, чтобы тут как-нибудь обошлось без нас! — сказал Мёлльман, но его скепсис в свете капитанской восторженности прозвучал так вяло, что не произвел никакого впечатления.

Утром Лернера разбудили сапоги, твердо ступавшие по палубе. Капитан чеканным шагом ходил взад и вперед, чтобы согреться от стужи, и с предприимчивым видом потирал руки.

— Обыкновенный рабочий день! — крикнул он, торжествующим взором впившись в глаза Лернеру.

Рюдигер так торопился поскорее попасть на остров, что Лернеру и Мёлльману пришлось позавтракать стоя. "Светлана" с обманчиво миролюбивым видом стояла на якоре. На ней можно было заметить движение, матросы отскребали ржавчину, драили палубу, но никаких признаков необычного оживления заметно не было.

— Сегодня мы высадимся первыми, — сказал капитан.

Подплыв к острову, он два шага должен был пройти по воде. Птицы, дружно повернувшие головы в одну сторону, выждали, пока он не вышел из лодки, и тогда сплошной тучей взвились в воздух. На несколько минут все вокруг наполнилось оглушительным гоготаньем и трепыханием.

— Ну и как? — воскликнул Рюдигер и потоптался, пружиня коленями, словно хотел покрепче утвердиться на этой почве, а по возможности даже раскачать ее своим притопыванием. — Вот так чувствуешь себя, стоя на немецкой земле!

Рюдигер говорил очень громко, почти кричал, хотя Лернер стоял совсем рядом. Он хотел показать, что ведет себя на Медвежьем острове по-хозяйски и никто ему тут не указ.

— Мы здесь у себя дома!

Он схватился за ближайший воткнутый в землю черно-бело-красный столб, проверяя его крепость. Русские и не пытались его расшатать. Так и есть! После решительного выступления господ немцев в капитанском шатре, они не посмели трогать столбы. С некоторой натугой Рюдигер присел на корточки и, вынув из кучи несколько камней, убедился, что бутылка по-прежнему на месте, в целости и сохранности. Капитан Абака был благородным человеком. Он не прибегал к нечестным приемчикам, для того чтобы к началу переговоров между министрами заручиться мелкими выгодами.

— Я уважаю такого противника, как капитан Абака, — произнес капитан Рюдигер столь громогласно, словно хотел, чтобы его голос долетел до капитанской каюты на "Светлане".

Итак, ничто не препятствовало началу работы. Лернер и Мёлльман вдвоем растянули рулетку. Предстояло выбрать и отмерить лучший участок для строительства дома, в котором сможет перезимовать экспедиционный корпус. Там, где стояла хижина, место было слишком открытое и с крутым спуском. Для здания большего размера здесь пришлось бы выкладывать глубокий фундамент, чтобы выровнять грунт. Пример капитана был заразителен, и Лернер тоже стал вести себя демонстративно. Он ходил по скрипучей каменистой почве быстрым, широким театральным шагом, словно вот-вот запоет вагнеровскую песню моряков. Все широко размахивали руками, показывая что-то на местности, громко переговаривались между собой против ветра, сравнительно легкие порывы которого существенно относили голос в сторону. Казалось, они устраивали представление для тех, кто должен был наблюдать за ними в бинокль с мостика "Светланы".

Около одиннадцати часов от "Светланы" отчалила шлюпка, в которой снова сидело двенадцать человек. Когда она подошла ближе к берегу, Лернер и Рюдигер разглядели, что многие привезли с собой ружья. Приплыл и капитан. Немецкие землезахватчики оторопели: вот тебе на! У Лернера выпала из руки лента рулетки.

— Я протестую! — негромко подал голос Рюдигер. Он готовился к своему главному выходу.

Но русские не обращали на немцев никакого внимания. Капитан Абака издали приложил руку к фуражке. Рюдигер и Лернер сдержанно ответили на приветствие. Русские прошествовали мимо на значительном расстоянии. Они отправились вверх по склону холма.

— Могила старовера! — всполошился Рюдигер.

Однако русские миновали ее справа и, подойдя к подножию главной горы острова, поднялись на холм и неожиданно скрылись из виду. Затем раздался треск ружейных выстрелов.

— Неслыханно! — прошипел капитан Рюдигер.

Господа русские развлекались охотой!

— Мы не поддадимся на провокацию, — заговорил Лернер. Он вдруг почувствовал, что надо присмотреть за Рюдигером.

В поведении Рюдигера все больше проступали признаки экзальтации, которые Лернер уже научился различать. Движения капитана сделались энергичнее, лицо приняло упрямое выражение. Рюдигер, как истолковал его поведение Лернер, не сразу сообразил, в каком спектакле ему предстояло участвовать, и потому примеривался к разным ролям. Но со вчерашнего дня корветтен-капитан уже точно знал, как называется пьеса и какую роль ему досталось играть — это была роль главного героя.

Спустя несколько часов они увидели, что русские возвращаются. Четверо матросов несли на плечах длинный шест. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это весло. Весло было продето сквозь связанные попарно передние и задние лапы убитого медведя. Зверь был такой огромный, что туловище волочилось по земле. На груди у медведя в бело-желтой мохнатой шкуре чернело кровавое пятно.

— Медведица, — сказал капитан Рюдигер. Откуда он это узнал?

Капитан Абака шел позади своей добычи. Увидев немцев, он остановился, вытянулся в струнку и отдал честь, словно на параде перед адмиралом. Капитан Рюдигер смерил его горящим взглядом и отвернулся.