— Пап, ты чего? Праздник же! Я что, как непорочная дева должна была прийти? — ищу на помощь маму. Нет, я не боюсь отца. Просто он уж слишком иногда загибает, а мне тут разборки с ним не нужны. Я хочу веселиться, чтобы кое у кого повыпадало.

— Ник, пошли, Руслан зовет, — оттаскивает его мама. Папа недовольно уходит. Ну не могу я, когда он злится, догоняю и висну, расцеловываю его в щеки.

— Ну, па-а-ап, ну, папуля, не порти себе настроение. И мне тоже.

— Да ладно… Ладно. Все нормально, — тает он. — Ты же выросла. Давай, иди веселись. Злата… — все же задерживает и так внимательно смотрит, что становится немного не по себе. Вопросительно вскидываю брови. — Нет, ничего. Иди.

Кивнув папе, стремглав уношу ноги. Он всегда чувствует мои колебания на уникальном уровне, такая у нас связь. Тут ничего не поделать, с самого детства так. В принципе, у Леры такой же отец, но до моего все же далеко. Я росла с убежденным ощущением всесильной защиты, тотального покровительства и обрушающей любви. Когда ты маленькая, все эти факты возносят на неведомый уровень доверия, а вот в этом возрасте приходится шифровать много моментов, чтобы не попасть в неловкое положение, как сейчас.

Такая жизнь, ничего не поделать. А сейчас гуляем!

11

Наплевав на все, веселимся от души. На разудалом кураже безжалостно стаптываем туфли в лихих танцах. Дэнсят все, и мы, и взрослые. Образовав круг, по очереди вспархиваем в центр парами и батлим. Сразу и не понять, кто побеждает. Хотя нет, понятно! У родителей, мама Леры с бешеным отрывом от других так выделывает, что аплодисменты и одобрительный свист глушат музыку. Из молодняка рулит, конечно, Лерка, а я на подхвате.

Вижу, как Руслан бежит к диджею и о чем-то договаривается. Тот удивляется, но потом торопко кивает головой и улыбается. Пока крестный Леры возвращается, начинает звучать народная песня с плавным началом. Медленно и распевно начинается мелодия, которая переплетается с прекрасным, мощным голосом певицы.

— Ну-ка, расступились, — машет он на нас. — Пацаны, идите сюда, — «пацаны» из клуба кому за «ЧО» скоренько подтягиваются. Руслан собирает их в круг. Они обнимаются, образуя тесное кольцо и говорят, потом шустро расходятся и занимают позиции. — И…раз!

«Валенки…Ва-лен-ки-и-и-и…. Эх!»

И наши папы, резко развернувшись, широко расправив плечи, начинают молодецкий танец. Глаза горят, носочки тянутся. Вот это да! Все видели? Слышу, как восхищенно выдыхает Лерка и тихонько попискивает от восторга. Меня саму так подмывает, что еле на месте стою, раздуваюсь от чего-то колотящего внутри. И безусловно гордость берет за то, что они у нас такие крутыши.

И пусть, что мы пару раз слышали эту композицию, и пусть она старая, но такая вечная! И наши родители достаточно несовременны для нее, но, видимо, в жизни всегда приходит такой момент, что возвращаешься к истокам своим, чистым родникам, и пьешь из них с такой надеждой и жаждой, что стараешься заполнить каждую клеточку тела. Когда из-за начала удалой песни подбрасывает в пляс, когда душа так разворачивается, что только в танце и можешь успокоить расходившееся заполненное тревожно-радостным чувством барабанящее сердце.

Наши мамы, сложив руки на русско-народный танцевальный манер, притоптывают ножками и с восторгом смотрят на свои вторые половины. Вон у тети Маши даже платочек в руке. Дядя Егор, папа, дядя Спарт и Руслан так наяривают, что земля дрожит. И присядка, и прихлопывают руками, и с наскоком. Свистят, кричат, подпевают! А-а-а-а! Огонь! Отцы резко образуют полукруг, по которому в полу-присяде кружит отец Филатова. Он так может?! Это нереально круто!

— Батя, давай! — заходится восторженным криком Мот.

«Ой, ты Коля, Коля, Николай-ай!»

С оглушительном визгом врываются в кольцо мамы. Дробят землю, не щадя каблуков модных туфель. Да что же творится! Матвей подхватывает Лерку и сажает себе на спину, та, считывая слова с экрана телефона, орет песню, подпрыгивая на плечах Филатова.

Моя фрифлаерша, подобрав подол, творит вокруг папы такую замысловатую дробь, что воздух подскакивает. Не сводят глаз друг с друга. Нет, не могу больше, сейчас выбегу к ним и тоже отожгу. Даже не замечаю, как сама перестукиваю каблуками, готова стартануть уже к ним.

«Как же я любила. По морозу босиком, к милому ходила»

На папе виснут с обоих сторон мама и теть Ляля. Он залихватски кружит их на манер карусели. Классно! Под финальный припев, аж пыль столбом. Какие они счастливые и радостные. Я так всех люблю. Здорово! Потрясающе! Они выглядят сейчас все без исключения на десять лет моложе. Каждая пара из наших выстрадали свою любовь, но зато какая она у них. Одна и на всю жизнь. Знаю совершенно точно, что ни в одной семье измены не было. Ни в одной! И я так хочу, на всю жизнь чтобы.

Пока все веселятся, хочу немного передохнуть, мне нужно куда-то деть бродящий заряд эмоций. Пользуюсь минуткой, когда гости решили выпить по чуть-чуть. Убегаю за дом, есть там один уголок неприметный. Хватаю со стула сумочку и сматываюсь. Покурить мне нужно, короче, вот и все. Только пристраиваюсь за широким виноградником, только достаю сигаретку…

— Сюда иди.

— Твою мать! — подскакиваю на месте.

— Не ори, — надвигается Молот. — Долго сосать эту гадость будешь?

Вот козел! Сам-то содит иногда, я ж видела, в смысле курила с ним. Да и редко я сама покуриваю… Просто… Застываю от наглости Ивана на месте, так и не успев зажечь сигу. Оттопырив пальцы с зажатым табаком, машу зажигалкой перед его носом.

— Другое не предлагают… сосать…

Я молодец. Сказала так сказала!

Это первая реакция, просто первая, сейчас все пройдет, и я достойно отвечу. Сейчас… Да я тут в принципе никого не ожидала встретить, а тут этот. Караулит? Не может быть! Просто ходит здесь и дышит воздухом — сто проц. У Молота была тысяча возможностей сегодня со мной заговорить, но он упрямо этого не делал. Избегал. Только смотрел очень часто. Вот и сейчас начинаем игру в кто кого пересмотрит. Молчаливая битва взглядов. Выброс презрения и потаенных желаний в атмосферу. Что желание есть, теперь я точно знаю.

Поиграем!

Мне кажется, что Иван так и не вытащил ни разу руки из карманов с тех пор, как пришел сюда. Вот сейчас стоит также, расставив ноги на ширине плеч, плавно перекатывается с пятки на носок. Ворот рубашки расстегнут больше, чем нужно, и я наблюдаю то, что не следовало бы. Бычью шею венчает толстый кожаный шнурок, который