Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от чопорных хоровиков-академистов, мы всегда представляли госпрограмму не в виде концерта, а объединяли наши песни сюжетной канвой и ставили спектакль. Вот и в этот раз заведующий кафедрой загорелся идеей воплотить на сцене с народными песнями вариант сказки о жар-птице, который лег в основу балета Стравинского с небольшой предысторией. В этой части, рассказывая о странствиях Ивана-царевича, мы обыграли не только песни разных региональных традиций, но и включили грузинскую, татарскую и удмуртскую программы.
Жар-птица, роль которой доверили мне, клевала не золотые яблоки, а пшеницу с царской нивы, чудесным образом поспевшей после проведения обряда вождения колоска.
«Пошел колос на ниву», — старательно выводили мы на напев Владимирской области, выстроившись в две линии и крепко сцепив руки. По этому живому настилу, поддерживаемая рослой Валентайн и еще одной старшекурсницей, ступала Избранница. Пара, которую она проходила, вставала впереди других, как во время игры в «горелки». Процессия медленно плыла по сцене, как когда-то двигалась к полю, с которого Избранница, на всем пути ни разу не коснувшись земли, срывала горсть поспевающих колосьев.
В народной традиции роль Избранницы обычно исполняли девочки лет семи-двенадцати. Мы тоже сначала думали позвать для этого номера кого-то из младших сестер или даже моих учениц. Но потом, порепетировав, решили, что вес миниатюрной Леры Гудковой наши крепкие рученьки выдержат. Тем более, шли-то мы не от деревни до поля, а всего лишь от задника до авансцены.
Вот только, когда Избранница, неслышно и мягко ступая босыми стопами по нашим сцепленным рукам, в первый раз дошла до меня, я увидела не владимирский сарафан и русую косу Леры, а необработанный подол знакомой рубахи-исцельницы и копну рыжих волос. У меня перехватило дыхание, и я чуть не разжала руки, хотя веса Избранницы даже не почувствовала. Василиса? Возможно ли это? Как она здесь оказалась? И почему так спокойны остальные участницы нашего хора? Почти все они, кроме первокурсниц, знали Василису.
Когда я со своей напарницей ненадолго заняла место во главе шеренги, я увидела, как в амфитеатре заволновались звуковики, а сотрудники зала, путаясь в пузырящихся занавесках, спешно бросились к открытым по случаю тепла окнам. На улице началась гроза: в громоотводы Нового Арбата вовсю лупили молнии, наше пение едва не заглушали раскаты грома, подоконники заливал сильнейший ливень.
После вождения колоска мне пришлось спешно убегать за кулисы, чтобы успеть переодеться к выходу жар-птицы, и я потеряла Василису из виду. Отплясав номер, отбив комбинации дробей, выполнив все елочки, припадания, ковырялочки, я снова сменила пышную кумачовую юбку и убор с лентами и перьями на родной рязанский подлинник и поспешила на сцену. Следующие песни из блока, посвященного разлуке Ивана-царевича с родительским домом, входили в мою госпрограмму. Хотя в отличие от академистов мы не стояли перед хором, я не могла пустить дело на самотек.
— Молодец, Машка! — похвалил меня за сценой Левушка, вручая свирель для Белгородской программы. — Классно у тебя спели. А многоголосие в протяжной вывели, я даже прослезился. Ты точно не хотела бы на симфоническое дирижирование пойти? Тебя бы к нашим охламонам, ты бы их всех построила!
При этом даже во время нашего наигрыша он то и дело посматривал в сторону сопрано, среди которых по-прежнему босая и в рубахе-исцельнице стояла Василиса. Взгляд ее блуждал, то ли утонув в струях дождя за окнами, то ли отыскивая кого-то в зале. Да и лицо выглядело отрешенным, нездешним. Партии она при этом вытягивала едва ли не лучше других. Да и в хороводах и плясках повторяла все движения, словно учила их целый год. Лера и другие девушки, стоявшие рядом с ней, вели себя так, будто ничего из ряда вон выходящего не происходит. Будто Василиса никуда и не пропадала. А ливень за окном, казалось, решил утопить всю Москву. Хорошо, что папа в последний момент отказался от открытой веранды и заказал банкет в зале.
— Ты тоже ее видишь? — доиграв соло и заткнув за пояс свирель, чтобы подтянуть песне, пихнула я в бок Левушку.
— После спектакля и остальные увидят, — привычно посасывая трость, улыбнулся тот. — А Иван и того раньше. Для того она и рубаху-исцельницу ткала. Дай ей время к нашему миру привыкнуть. Вопрос в том, почему ее с самого начала видела ты? — добавил он, смерив меня таким взглядом, будто я мадагаскарский эндемик, неожиданно обнаруженный в средней полосе. — И мало того, что узнала в лягушачьем обличии, так еще и приняла все происходящее как должное.
— Ну почему приняла? — начала оправдываться я. — После первой ночи я вообще решила, что мне все привиделось. Вот только не могли же мы с Ваней видеть одинаковые сны.
— А через пару дней взяла мою свирель и до рассвета продержалась против гостя, тягаться с которым не каждому опытному шаману по силам.
Я хотела что-то ответить, но тут меня позвала Валентайн, непрозрачно намекая, что, если я не потороплюсь, то пропущу следующий выход Жар-птицы — фольклорную версию Поганого пляса. Я спешно побежала переодеваться, путаясь в тесемках и складках и пытаясь переварить сказанное Левушкой. Умеет же он озадачить.
Впрочем, размышления приходилось отложить на потом. Пляска требовала полной концентрации и отнимала слишком много сил, тем более каким-то чутьем я поняла, что не только сдаю госэкзамен, но и на самом деле участвую в древнем магическом ритуале. Не просто ж так Василиса закончила свое ткачество и надела исцельницу именно сегодня, явившись словно ниоткуда малым зернышком, озимым колоском. Да и то сказать: помимо папиного юбилея, нам согласовали представлять госпрограмму аккурат на Семик — четверг на Троицкой неделе. В этот день русалки самую силу берут.
Когда Василиса вместе с другими девицами — полонянками Кощея выбежала на авансцену, помогая закручивать все Тридевятое царство в вихре неудержимого перепляса, я почувствовала, что вокруг меня словно поднимается стена пламени, а от раскинутых рук исходит свет.
— Ну ты, Машка, сегодня превзошла саму себя, — когда, кое-как выровняв дыхание, мы вышли на торжественный, спокойный финал, поделилась со мной Валентайн. — Девчонки подумали, будто ты сейчас от нас просто улетишь.