ушел разыскиваемый гражданин. Но одна камера не работала, а вторая, установленная над входом в борцовский зал, снимала только крыльцо. Да, вторник был не богат на новые факты.

Зато утро среды оказалось наполненным событиями. Во-первых, вышла еженедельная муниципальная газета, в которой под заголовком: «Их разыскивает полиция» были помещены четыре фотографии, включая и изображение медальона. Строго говоря, заголовок был нелепый, потому что Лидию Ивановну Комарову, чье фото тоже было размещено в газете, не разыскивали, а искали. А медальон так и вовсе был уже найден. И по его фотографии пытались установить владельца или хотя бы кого-нибудь, обладающего информацией о медальоне.

Надо сказать, Максим гордился этой своей выдумкой. Поместить медальон среди разыскиваемых лиц. Так он проверял тайные версии в рамках неофициального расследования и не привлекал внимание руководства отдела. Достав газету из своего почтового ящика, он с удовольствием просмотрел фотографии и сопровождающий их текст. Удовлетворенно кивнув, он решил вырезать эту заметку и вшить в папку своего тайного дела. Он уже так увлекся этим параллельным расследованием, что специально приобрел пробковую доску, которую повесил на кухне. На ней он разместил фотографии, какие-то записи и натянул между ними разноцветные шерстяные нитки, символизирующие некие связи. Получилось не хуже, чем в каком-нибудь зарубежном детективном фильме.

Размышляя, где бы раздобыть еще одну газету, вырезки из которой будут гораздо эффектнее смотреться на его доске, он натолкнулся на Татьяну. Она ждала его у кабинета. Вид у нее был несчастный. И даже оскорбленный. В руках она держала газету.

Максим, чувствуя что-то неладное, сразу же поставил греться чайник. Татьяна, пройдя к столу Минина, с чувством шлепнула на него газету, села на стул и вдруг заплакала. Максим нервно огляделся. Вокруг никого не было. Неужели дурацкая ошибка газетной редакции, не озадачившейся над придумыванием названия полицейской рубрики и выпустившей в тираж первое, что пришло в голову, так расстроило эту девушку? Да и, по большому счету, какая разница между «разыскивает» и «ищет». Это ведь просто дело вкуса.

Замерев в нерешительности, он глядел на Таню, закрывшую лицо ладонями и громко всхлипывающую. Что же делать? Ситуация была неординарная. Оставить все, как есть, и дать Татьяне выплакаться было слишком бесчувственно. Максим вовсе не хотел прослыть бездушным сухарем, напротив, чувство сопереживания было очень близко его тонко организованной натуре, воспитанной, благодаря родителям, на фильмах и книгах о дружбе и взаимовыручке. К тому же он чувствовал, что в этом есть отчасти и его вина, а потому испытывал острую потребность всё исправить.

Вариантов успокоить плачущую девушку было немного. Тем более один из них, в виде протянутого стакана воды, не сработал. Оставался старый проверенный способ. Подбадривающее объятие. Но тут Максим столкнулся с двумя дилеммами. Во-первых, насколько это корректно обнимать человека противоположного пола, будучи облаченным в форменную одежду старшего лейтенанта полиции? А во-вторых, насколько прилично вообще обнимать незнакомого человека.

Но, похоже, выбора у него не было. Так же как не было свидетелей этого досадного недоразумения. Максим резким движением приставил к Татьяне стул, присел на самый его краешек и легко, едва касаясь, обнял ее. Татьяна, будто ожидая этого момента, тут же прижалась к нему и заревела. Максим отметил про себя стройность ее фигуры. Единственная женщина, которая вот так вот к нему прижималась за последние полтора года, была низкорослая и плотная. От нее пахло табаком, и она сварила ему суп. Перед тем, как вернуться домой к мужу. А Таня была нежная, и от нее пахло фиалками. Хотя, может, и какими-то другими цветами. Максим в этом не разбирался, но решил, что это именно фиалками.

Очень скоро Татьяна стала успокаиваться. Кто-то заглянул в кабинет и, застав эту неоднозначную сцену, поспешил ретироваться. Волшебство момента было разрушено. Таня отстранилась от Максима и стала вытирать платком свои большие черные глаза. Минин вскочил, сделал пару нелепых шагов к окну, потом вернулся, поставил стул на место и уселся на свое рабочее место.

— Извините, — сказала Татьяна, — я так переживала по поводу Лидии, а она так со мной поступила.

С этими словами Татьяна раскрыла сложенную газету. В ней лежал почтовый конверт, который она протянула Минину. Обратного адреса на конверте не было. Судя по штампу, письмо было отправлено из Владимира в субботу.

— Можно? — спросил Максим.

— Да, конечно, — кивнула Татьяна, доставая из сумочки пудреницу.

В конверте было короткое письмо, написанное на обычном белом листе бумаги аккуратным женским почерком:

«Здравствуй, Таня! Извини, что я вот так вот без предупреждения исчезла! На то были очень веские обстоятельства! Не хочу тебе морочить голову своими проблемами. Сейчас всё хорошо. Не беспокойся за меня и не ищи. Я не вернусь. Буду жить в другом месте. Спасибо тебе за всё! Ты была моей лучшей подругой. Я этого никогда не забуду! С моими вещами делай, что хочешь. Буду рада, если ты примешь в дар за твою доброту мои украшения и вклад на карте. Они мне больше не нужны. Извини, что заставила тебя переживать. С любовью, твоя Лида».

— Что это, интересно, у нее были за проблемы, что надо было вот так вот всё бросать и куда-то убегать?! — оскорбленно воскликнула Татьяна.

— Это Лида написала?

— Да! И, главное, не беспокойся и не ищи! Как будто мы не прожили бок о бок четыре года!

— Вы уверены, что это ее почерк?

— Уверена! Извини, что заставила переживать! Обо мне она вообще подумала?

— Когда пришло письмо?

— Сегодня утром. Вместе с газетой в почтовом ящике нашла. И где она сейчас? Куда уехала? Не попрощалась! Всё бросила! Все вещи, все деньги!

— Получается, она никуда не пропадала?

— Получается! Почему она мне ничего не рассказала? Подругой еще называется!

— Не переживайте Вы так. Выходит, с Лидой всё хорошо, а это самое главное, — попытался ее успокоить Максим.

— Обидно, — выпалила Татьяна, — я к ней со всей душой, никаких секретов от нее не было!

— Ну, разные люди бывают. И обстоятельства тоже, — сказал Максим, с интересом взглянув на собеседницу.

Черные слегка вьющиеся волосы спускались на тонкие плечи и, казалось, слегка шевелились, как змеи на голове Горгоны. Большие карие глаза сосредоточенно впились в него, как будто пытаясь добраться до самой глубины души и выведать там все самое сокровенное. Слегка накрашенные и, как в таких случаях говорят, чувственные губы сердито сомкнуты. Вся она излучала негодование и какую-то нездешнюю первобытную красоту. Максим поймал себя на робкой мысли, что Татьяна, хоть и старше его на два года, выглядит даже моложе.

— Наверное, Вы правы, — вдруг сказала Татьяна, взглянув на