умственные недостатки!» — объявил сержант Колесников новоиспеченным курсантам, в строю которых на одном из первых построений на Курсе молодого бойца Академии МВД стоял и Максим. И, спустя какую-то пару лет, практически все курсанты избавились от умственных недостатков. И заодно приобрели отличную физическую форму. По крайней мере, Максим, кроме строевой подготовки, правильной стойки при отжимании, порядка выполнения комплекса силовых упражнений усвоил, что начальникам нужно всегда отвечать четко, во всем с ними соглашаться, признавать вину и тут же обещать исправиться, даже если ты ни в чем не виноват. И, если ты не совершил что-то из ряда вон выходящее, наподобие потери табельного оружия, то начальники, как правило, реагируют лояльно. Это позволяет и им, и их подчиненным сберечь нервные клетки, во множестве погибающие в процессе воспитания.

Накаряков панибратски махнул рукой Максиму, приглашая сесть за стол. Там с чашечкой вкусно пахнущего дорогого кофе уже вальяжно расположился следователь Следственного комитета. Тот самый, который работал с Максимом в прошедшую субботу. Максим с опаской уселся за стол, гадая, что опять он натворил. Кофе ему не предложили.

— Нам передают материал. Анатолий Геннадьевич введет тебя в курс дела. Ты им будешь заниматься, — отчеканил Накаряков и позволил себе насладиться чувством выполненного долга, откинувшись на спинку кресла.

— Да в общем-то тут и рассказывать нечего, — весело заявил следователь, — он и сам всё знает. Протокол осмотра составлял. Между прочим, очень даже неплохой для участкового. Хм. Короче, поступило указание сверху материал вернуть сюда. Не знаю, в чем тут дело, что-то со статистикой. Материал практически собран. Я с судебным медиком связывался — заключение будет готово сегодня после обеда. Можешь съездить, забрать. Осталось у ваших оперов бумажку одну взять, и всё. Отказной готов!

— Вопросы? — спросил Накаряков, отрываясь от спинки кресла и занимая рабочее положение, упершись животом в край стола.

— Никак нет! — Максим отлично усвоил форму ответа руководству, которая включала только два варианта: «Никак нет» и «Так точно».

После этих слов начальник отдела полиции размашистым и слегка пренебрежительным движением, запустил по скользкой поверхности стола в сторону Максима материалы, соединенные канцелярской скрепкой. Скрепка принялась раздраженно цепляться за поверхность стола, издавая при этом глухой и короткий протестующий скрип. Убедившись, что Максим взял проверочные материалы в руки, Накаряков кивком поручил ему приступить к выполнению задания.

— Разрешите идти? — спросил Максим, осознав, что разговор окончен.

— Иди, — кивнул Накаряков, откидываясь обратно на спинку стула.

— У Вас тут все строго. Как в армии, — с уважением заметил Анатолий Геннадьевич, который никогда в армии не служил.

— А как же, — с удовольствием ответил Андрей Валерьевич Накаряков, к которому обычно все заходили по-домашнему, без стука.

Максим выложил перед собой все три материала. Вот они снова встретились. Их однозначно связывало нечто большее, чем общий день регистрации в Книге учета происшествий и принадлежность к территории, курируемой участковым Мининым.

Со вчерашнего вечера у него все мысли были заняты анонимными письмами. Они его пугали и интриговали одновременно. Пугали тем, что как минимум нескольким неустановленным лицам стало известно, что именно у него в производстве находятся материалы по без вести пропавшей Комаровой и драке между неустановленными лицами. Значит, этим людям известно, где Максим живет. Этот факт формировал у него смешанные ощущения по поводу собственной личной безопасности. И при этом весьма интересно было, кто же авторы этих писем? Есть ли между ними что-то общее, и какие у них цели? На эти вопросы Максим не знал ответов.

Однако, по крайней мере, в одном письме угадывалось какая-то связь между двумя проверочными материалами. И каждое из писем прямо указывало на ценность медальона. Максим с самого утра приклеил этот медальон скотчем ко дну сейфа. Так было безопаснее всего. Теперь его интересовал вопрос: что делать дальше? Над этим вопросом он и ломал голову, когда был вызван к начальнику отдела.

Вернувшись, он уже не мог вклиниться в прежний мыслительный процесс. Надо было работать по человеческим останкам. Он вздохнул и набрал номер судебного медика.

— Да, — ответил в трубке знакомый голос, — приезжайте сразу же после обеда. И обязательно найдите меня! Нам нужно поговорить! Я буду на месте!

Бюро судебно-медицинских экспертиз располагалось в старинном одноэтажном здании. В вестибюле вечно толкались какие-то люди, ставшие жертвами насилия. Кто домашнего, а кто и уличного. Их печальные глаза, украшенные кроваво-красными разводами гематом, с завистью и негодованием проводили Максима, который без очереди зашел в регистратуру. Вслед ему распухшие, как ватрушки и непослушные сизые губы шлепали тихие ругательства. Никто не хотел задерживаться в этом месте ни на минуту и крайне нетерпимо относился к любому, кто посмел нарушить святое правило живой очереди, — узнать, кто последний.

— Минуточку, — весело прозвенела секретарь, набрав какой-то короткий номер по старому дисковому телефону внутренней связи, и продолжила уже в трубку, — Павел Дмитриевич, тут пришли за заключением.

— Здравствуйте! — воскликнул ворвавшийся буквально через несколько секунд судебный медик, знакомый Максиму с субботы. — Прошу со мной!

Через металлическую дверь с магнитным замком Максима увлекли в дальний конец здания. Мимо страшных, стерильно чистых кабинетов, в большинстве из которых почему-то были приоткрыты двери. На столе в одном из них были навалены в кучу отвратительные, кажущиеся грязными из-за темного окраса тусклые кости, в которых вовсе не хотелось узнавать человеческие останки. Тут же в шкафу за стеклом в рядок по росту выстроились черепа и строго взирали на Максима своими пустыми глазницами. Типа: «Мы были как ты, ты будешь, таким, как мы». Такую фразу Максим прочел в одном монастыре, спустившись в костницу. Тогда ему почему-то захотелось жить полноценной долгой жизнью. А сейчас у него возникло ощущение, что он заглядывает за полог своего человеческого бытия, а там сплошные скоропостижно рухнувшие надежды.

Доктор явно торопился. Его быстро удаляющаяся спина в развевающемся халате не давала как следует рассмотреть изнанку жизни. Вот промелькнула куча тряпья, кем-то сваленная у самой двери одного из кабинетов. Когда-то она облачала кого-то. Вот выставленный прямо в коридоре на столе-каталке труп в целлофановом пакете с биркой. Когда-то он тоже ходил, думал, дышал. А вот, кажется, морг.

Весь путь Максима сопровождал странный запах профессии вперемешку с каким-то слабо уловимым сладковатым парфюмом судебного медика. Запах у каждого помещения изменялся, добавляя новые оттенки к сладкому, но приятнее от этого не становился. Максиму стало неуютно.

Наконец, они дошли до маленького кабинета, в котором, кроме письменного стола, небольшого шифоньера и книжного шкафа, заваленного специальной литературой по медицине, ничего больше поместиться не могло. В него-то и втиснулись судебный медик вместе с участковым. Павел