где ни одна живая душа не догадается.

Если ли такое место в шаговой доступности? Конечно, есть! И я сразу присмотрел его, как только догадался, что меня ждёт.

В соседнем с нами помещении работали несколько девушек-делопроизводителей. Они часто устраивали у себя перекуры, но в отличие от мужиков-оперов смолили не в помещении, а выходили на крыльцо здания. Дверь, конечно, за собой запирали, но я быстро убедился: замок хиленький, вскрывается английской булавкой на раз-два.

Вот, собственно, и оно — то, что мне нужно. Рыба моей мечты, практически…

Во время очередного перекура я подгадал момент и с пакетом выскользнул в коридор. Убедился, что меня никто не видит, вскрыл замок и вошёл в кабинет делопроизводителей.

Моё внимание привлёк один из шкафов. Я убедился, что между ним и стеной есть небольшой зазор и спрятал в образовавшуюся щель пакет. Вряд ли девушки или уборщицы его там быстро заметят, так что в качестве временного тайника: на день или два, сойдёт. Дальше будет видно.

Может, конечно, я зря затеял эту суету, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Затевалась подстава — к бабке не ходи. Вот только развиваться она могла по разным сценариям, мне предстояло самое сложное — выбрать правильную линию поведения.

Я прильнул к двери ухом: в коридоре было тихо, можно выходить.

Выбрался из помещения, снова закрыл замок и с невозмутимым видом вернулся в кабинет.

— Гриша, ты где пропадал? — недовольно спросил Савиных.

— В уборную ходил. Съел наверное что-то не то, с утра гоняет, — пожаловался я.

— Бывает, — хохотнул он. — Ничего, будешь держаться меня — станешь вкусно есть и вкусно пить. Это я тебе обещаю!

— А я — что, против что ли? — улыбнулся я.

Ни к чему серьёзному до конца рабочего дня Роман меня не допускал. Я переписывал протоколы, подшивал материалы, пил чай и слушал его бесконечные анекдоты, а сам то и дело поглядывал в сторону дверей — если я прав, в любую секунду сюда должна была зайти проверка.

Однако большая часовая стрелка описывала круг за кругом, а в кабинет, кроме «терпил»- заявителей, свидетелей по разным делам и своих же сослуживцев, никто больше не заглядывал.

Неужели я ошибся насчёт Ромы — и он обыкновенный хитровыделанный жук, действующий в одиночку? В принципе, такое тоже возможно. Не настолько он и великая фигура…

За окнами стало уже совсем темно.

— Всё, Гриша, на сегодня хватит, — изрёк, наконец, Савиных. — Иди домой.

— А ты?

— А я ещё посижу часок, надо кое-что добить. Да ты не смотри на меня, топай… Небось жена уже заждалась.

— Заждалась, — согласился я.

Мы пожали руки, и я направился к выходу.

В коридоре за дверями меня никто не поджидал, как не было никого и на крыльце, но стоило мне только отойти на улицу, как со всех сторон меня обступили крепкие мужики в форме.

— Григорий Бодров?

— Я, а в чём дело?

— ГПУ. Прошу следовать за нами и не сопротивляться.

Глава 13

Так-так… Началось. Собственно, примерно так, как я и думал, хотя элемент неожиданности в этом был. Я думал, что прессовать меня будут свои, ментовские, а подключились спецы из смежного ведомства. Так сказать, братья наши старшие. Ну и страшные.

— А документики можно показать? — невозмутимо поинтересовался я.

Чекисты переглянулись. Моё хладнокровное поведение явно сбивало их с толку.

— Ох, ни хрена ж себе ты борзый! А что тебе ещё показать?

— Например, постановление на мой арест или задержание. Или вы так — просто хотите со мной поговорить? Так для этого совсем не надо на меня толпой кидаться. Если что — можно и у меня в кабинете пообщаться…

Я бравировал как мог, нарочно выводя их из себя. Разозлённый противник вскрывается раньше времени.

— Бодров, ты что — пьяный?

— Трезв как стёклышко. Могу дыхнуть.

Я принял легкомысленную позу и продолжил напирать:

— Ну так как — покажете бумаги? Если нет, тогда всем пока, все свободны. А у меня ещё куча дел на сегодня.

Похоже, прежде эта группа по моему торжественному «приёму» с подобной манерой обращения не сталкивалась.

— Вот сука!

Чекистам надоело со мной цацкаться, мне быстро заломали руки и грубо обыскали. Я не сопротивлялся, понимая, что сделаю этим себе только хуже. Их четверо, они вооружены и неплохо натасканы: явно не кабинетные работники. Удостоверением сотрудника угро от них не отмашешься.

Ловкие пальцы пробежали по всем карманам и прохлопали все места, включая интимные. И тут чекистов ждал неприятный сюрприз.

Не на таковского напали!

Я знал, что они ищут и не удивился их расстроенной реакции, когда пакет с деньгами так и не нашли.

— Пустой, — сквозь зубы выдохнул коренастый тип с густыми брежневскими бровями.

— Где они? — приподняв мою голову, спросил мужчина в кожаной куртке и кожаной кепке со звездой.

Он не представился, но по манере поведения в нём было нетрудно признать старшего.

Я прикинулся ветошью.

— Не понимаю, о чём вы говорите…

— Всё ты прекрасно понимаешь! Где деньги, Бодров?

— Ах, деньги… Не знал, что в ГПУ так плохо с зарплатой. В правом кармане брюк поищите… Там кое-какая мелочёвка завалялась. Жена на обед в столовой дала, — ухмыльнулся я.

— Издевается, гадёныш, — прошипел коренастый.

— Издевается, — согласился «кожаный». — Сам напросился. Будем колоть в другом месте по полной.

Документов, само собой, мне так и не показали, но я ни капли не сомневался: это не ряженые, а настоящие сотрудники ГПУ. Уж больно сноровисто и уверенно они действовали, ничего и никого не боясь. Другими словами — подвязки у них что надо.

— Шагай! — меня толкнули вперёд, при этом не отпуская вывернутых рук.

В таком положении мы прошли за угол, где был припаркован легковой автомобиль неведомой марки.

Меня сунули на заднее сиденье и тут же взбодрили, ткнув локтем под рёбра. Было больно, но я сделал вид, что ничего не почувствовал.

— Зря вы так, — покачал головой я. — Как бы не пожалеть в будущем!

— Заткнись!

За грозным окриком последовал новый удар. На сей раз более сильный и чувствительный, и теперь я уже не выдержал.

Из моей груди вырвался короткий стон.

— То-то же! — довольно прошипел коренастый. — Сам напросился.

— Мужики, я хоть сейчас и не при исполнении, но всё-таки агент уголовного розыска, а не кот нассал. Зря вы так! — осуждающе произнёс.

— Не умничай, Бодров! — не оборачиваясь в мою сторону, рявкнул мужчина в кожанке.

Он привычно разместился рядом с водителем. Выходит, не ошибся я, приняв его за старшего.

— Я не умничаю, а напоминаю вам про существование закона, который вы так спокойно нарушаете.

Бить по лицу меня не стали, очевидно, не хотели раньше времени портить товар, но сунули под дых от всей широты души, так что отдышался я не скоро.

Авто тем временем уже успело набрать ход и укатить на приличное расстояние.

Искушать дальше судьбу я не стал и потому сидел тихо и смирно, не выводя из себя чекистов.

Мы подъехали к комплексу зданий из красного кирпича, удивительным образом напоминавшего знаменитые питерские «кресты».

Это был городской ДОПР № 1 — Дом общественных принудительных работ, над входом в который висела оптимистичная вывеска «ДОПР — не тюрьма. Не грусти, входящий».

Нормально так колёса закрутились. Не успел пару дней в одесском угро отработать, и на тебе пожалуйста — добро пожаловать на цугундер. Или в… Да какая, блин, разница!

Поскольку меня перестали потчевать тумаками, дыхание наладилось и туман в башке рассеялся, я стал рассуждать, что меня ожидает в сей скорбной обители.

Везут меня явно не на пироги с плюшками. ДОПР — хорошее место, чтобы надёжно спрятать человека. Никто меня там, включая Настю и Степановну, искать не станет. Особенно, если оформят под чужим именем.

ДОПР никогда не пустует, поэтому вряд ли я окажусь в одиночке. Хуже всего, если сунут к уголовникам — исключать такого развития нельзя.

Оно, конечно, и в тюрьме люди живут, но так уж исторически сложилось, что нашего брата мента там не особо жалуют, за редким исключением.

И одно такое исключение мне как-то довелось прочувствовать на собственной шкуре. Только случилось это в ещё стародавние временамоей прошлой жизни, когда я бегал обычным земельным опером и наступил на чью-то мозоль.

Меня попытались подвести под статью, я загремел в СИЗО и, кое-кто очень постарался, чтобы мои сокамерники имели за плечами не одну ходку.

Предполагалось, что тут я сломаюсь и мигом признаюсь во всех мыслимых и немыслимых грехах.

Спас меня счастливый случай. В камеру с воли пришла обильная передачка от жены и друзей. Соседи по «хате», с которыми я самым честным и справедливым образом поделился, сразу сделали вид, что не верят в мою оперскую биографию.

Тогда обошлось,