Пытаюсь оттолкнуть его.

Прижаться сильнее.

Пытаюсь от него убежать.

Пытаюсь вцепиться в него мертвой хваткой.

Потому что меня разрывает изнутри на сотни огней. Не вижу, не чувствую, не понимаю… Из горла вырывается крик, который мог быть меня оглушить и вернуть в реальность, но…

Губы. Жесткие. Накрывают мои. Язык проталкивается в мой рот.

Он глотает мой крик.

Но поглощает губами не только его, но и меня заодно.

Его губы… я могу кончить еще раз только от их поцелуев…

Их вкус меняется. Когда выныриваю из забытья, они становятся мягче, будто уговаривая меня поскорее вернуться.

И я с трудом открываю глаза.

Возвращаюсь к нему.

Влажные светлые волосы… темные глаза… губы – тоже влажные, но от моих поцелуев.

– Красавица, – он приподнимает мой подбородок и оставляет легкий поцелуй на губах, – ради этого стоило чуть задержаться.

Клайд с видимым сожалением выпустил меня из рук.

– Мне скоро нужно уезжать. Позавтракаем вместе?

– Конечно, – согласилась я, усмехнувшись про себя.

Вот как легко сбылась мечта. Ничего особенного, просто завтрак вместе.

Когда мы вошли в дом, стол был уже сервирован. Этот завтрак точно не был похож на тот скромный перекус, который я готовила для себя. Я даже подумала: возможно, домашние трапезы были отменены как раз из-за того, что в горничных была я, они опасались, что я их отравлю. Но эту мысль я сразу отбросила.

– О чем задумалась? – голос Клайда вывел меня из раздумий, и я обнаружила, что уже несколько минут гоняю по тарелке креветку из салата.

– Почему вы решили оставить меня здесь? – спросила я. – Это наказание?

Он усмехнулся.

– В самом деле? Для тебя это наказание?

Я смутилась. Вот уж точно не это я хотела сказать.

– Нет, конечно, – торопливо ответила я.

Вот уж действительно, для человека, который зарабатывает при помощи слов, я порой совершенно отвратительно излагаю свои мысли. Язык мой – враг мой. В моем случае эта истина верна на все сто процентов.

– Наказанием было оставить тебя работать здесь горничной, откровенно говоря, мы не собирались так затягивать с этим. Планировалось, что ты отправишься домой дня через три. Достаточно, чтобы усвоить урок и не совать больше нос в чужие дела.

Он говорил так, словно все это было давним делом, о котором сейчас можно вспоминать с улыбкой.

– Но что-то пошло не так?

– Да, вроде того. Потом выяснилось, что ты красивая… Умная… и что ты нам нравишься.

«Ты нам нравишься». Это прозвучало странно, и все же это было словно музыка для моего сердца. Еще пару дней назад мое сердце разрывалось оттого, что я безнадежно прикипаю к тем, кто считает меня всего лишь своей игрушкой, а теперь «ты нам нравишься». Это намного больше, чем ничего.

Я почувствовала, что на глазах наворачиваются слезы.

Их только не хватало!

– Какие планы на день?

Я снова посмотрела на него удивленно.

– А какие могут быть у меня планы? Оставаться дома… Может быть, поплаваю, может быть, посмотрю сериалы. Здесь не так много развлечений.

Я снова прикусила язычок. Опять это звучало так, будто бы я недовольна. Но ведь это не так! Да и занятие у меня было, просто рассказывать о нем не хотелось.

– Эмилия, – Клайд улыбался, – я же тебе сказал: вся эта история с наказанием в прошлом. Нам, конечно, очень нравится, что ты здесь живёшь, и мы предпочли бы, чтобы так оно и оставалось, но ты в этом доме не пленница. Куда бы ты хотела пойти?

– Домой, – выпалила я резко.

Он посмотрел на меня удивленно, и я поспешила исправиться:

– Ну… то есть не насовсем. Но я хочу увидеться с родителями и забрать кое-какие нужные вещи…

Ноутбук! Черт возьми, я хочу заполучить мой ноутбук и работать на нем. Без этой допотопной необходимости зачеркивать слова, писать новые, плодя целый ворох черновиков.

– Отлично, – сказал Клайд и протянул мне пластиковый прямоугольник. – Это номер телефона нашего шофера. Он отвезет тебя куда нужно и привезет обратно. Ты ведь вернешься сегодня?

– Обязательно, – проговорила я, крутя в руках свой пропуск наружу.

⁂

Я была безумно рада видеть родителей, а они были рады видеть меня. Мое неожиданное возращение послужило поводом для целого переполоха. Тут же был накрыт чуть ли не праздничный стол, а в наш дом каким-то образом «случайно» заглянули тетушка Эн с племянниками и бабуля. Вряд ли в этом было что-то действительно случайное. Наверняка мама им позвонила.

– Ну как твои успехи? Они оставят тебя там работать? Тебе уже выделили свой кабинет? А Брэда Питта ты видела?

О боже!

Только сейчас я вспомнила, что по официальной версии для своих родных я вовсе не прохлаждалась на вилле с двумя красавцами миллионерами, а в поте лица строила карьеру в журналистике.

На меня смотрели несколько пар пытливых глаз, а я только глотала воздух, не зная, что ответить.

А ведь следовало бы об этом подумать и подготовить что-нибудь правдоподобное!

Я набрала побольше воздуха в лёгкие и принялась врать напропалую о своих успехах, о том, как много приходится работать, иногда даже по ночам, о том, что мои боссы, конечно, очень достойные люди, но чертовски требовательные, а по-другому никак.

Я говорила все это и сгорала со стыда.

И впервые задумалась о том, что будет, если мои близкие узнают, как на самом деле я живу и что происходит в этой самой моей жизни.

О боже, только не это.

Когда обед закончился и я стала помогать маме убирать со стола, я тихонько спросила:

– А как дела у Саймона?

Разумеется, я не могла не заметить, что единственный из родственников, кого не было сегодня у нас дома, – это мой младший брат. Спросила – и тут же пожалела об этом. Мама заметно погрустнела.

– Не знаю, он не звонил уже несколько дней.

– Ну так я ему позвоню и выскажу всё, что думаю.

– Не надо, – тихо отозвалась мама. – Ты же знаешь, он не любит, когда его беспокоят.

Беспокоят! Ну надо же – будто он занят каким-то делом. Саймон всего на год младше меня, но он, ещё будучи подростком, доставлял родителям массу неприятностей. Пьянки, дебоши и даже мелкие кражи – вот с чем им постоянно приходилось иметь дело. Он давно уехал из дому, жил какой-то своей непонятной жизнью, едва находя время, чтобы сообщить близким, что он жив.

Мама обняла меня за плечи.