на месте стоял, лесные жители его по брёвнышкам не раскатали. Баня — тоже в полном порядке, даже дверь притворена.

Внутри бани всё прибрано. Шайки стопочкой сложены, ковшик, которым на каменку поддают, на гвоздик, что в стену вбит, повешен.

Ну, и где тут плата? Надо было мне Павла Павловича спросить, где её оставить для меня должны.

Поискал везде. Нигде денег не вижу. Не понравилась баня? Настроение у меня в глубокий минус ушло.

Да уж… Вроде, старался…

Дверь тихонечко скрипнула и в баню Павел Павлович шагнул.

— Ну, а я, Ваня, тебя потерял.

Я развёл руками.

— Нет для меня платы.

Павел Павлович замер, аж дышать перестал.

— Везде смотрел?

— Везде.

— И в котле?

Я недоуменно посмотрел на фельдшера.

— В котле?

— Овда за баню деньги в котле оставляют.

Во, сразу бы и сказал мне про это…

Я засунул руку в котел.

Есть!

Выгреб чуть не горсточку монеток.

Мать моя!

На ладони у меня лежало золото.

Одна, две, три, четыре… двенадцать. Все по пять рублей. Причем, не нынешнего, а предыдущего российского императора. Монеты, правда, были без портрета, те, где просто пять рублей написано.

Глава 28

Глава 28 Проделки овда

Ну, вот и пора мне село Федора покидать.

Жалко, конечно, что со знакомыми парнями так и не повидался.

— Агапит-то дома сейчас, или опять в больнице? — спросил всё же я у Павла Павловича про своего спасителя.

— В больнице. Где же ему быть. Общество так решило.

Фельдшер с ноги на ногу переминался. Хотелось ему, чтобы скорее я из села ушёл. Не желал он осуществления своего вещего сна.

— Спасибо Вам за всё, Павел Павлович. Буду надеяться, что ещё увидимся.

Вроде по-доброму прощаюсь со стариком, а осадочек всё же неприятный остался. Царапает как-то на душе.

— Ты, это, Ваня, когда из села по дороге пойдёшь, погромче матерись время от времени. Овда крепкого словца не любят…

Чёрт, чёрт, чёрт! Точно ведь! У овда сегодня ночью свадьба была, сейчас они в окрестностях села бродят, не разошлись ещё по своим лесам. Про дорогу-то, по которой мне теперь утром идти придётся, так и говорят в селе — овдалак коштет. Ну, если с марийского на русский перевести — овда по ней ходят.

Вот почему, на меня то одно, то другое всё не очень хорошее сыплется? Как будто где-то на небе мешок бед и несчастий прохудился?

Нет бы, что хорошее льнуло…

Ладно, не ночью, а утром идти придётся. Ночью — вообще труба бы была…

Постоял у околицы — никто в город не едет. Рано ещё, что ли? Да нет, тут с петухами народ встает. Может, про свадьбу овда в селе узнали и решили переждать? Ну, это — правильно…

Мне же деваться некуда, Федотиха уже, наверное, нож точит, корчагу моет…

Иду, по сторонам посматриваю, матерюсь громко. Как Павел Павлович велел.

Поле прошагал, березняк справа пошёл…

Справа? Не понял…

Березняк, вроде, на этой дороге слева должен быть. Или забыл, пока в Японии находился?

Я встал посреди дороги. Затылок почесал для активизации умственной деятельности.

Нет, березняк должен быть слева. Ничего я не должен путать, не один раз я по этой дороге ходил и ездил.

Чертовщина…

Не возвращаться же…

Прошёл ещё метров сто, не больше.

Мля… Впереди овраг. Сроду тут никаких оврагов не было…

Что-то я в трёх соснах заблудился.

Может я каким-то чудом с правильной дороги сошел?

Я опять немного постоял и решил идти обратно.

Иду. Овраг постепенно от меня удаляется, сзади остается. Березняк — слева, но это не радует — я же обратно к селу иду. Если обратно к селу двигаться, он справа должен быть.

Домики села показались. Вот я и до околицы добрался. Остановился.

Теперь всё правильно — впереди поле, за ним слева от дороги березняк.

Опять я по дороге двинулся. Второй уже раз за это утро.

Поле, поле, поле, березняк… Справа!!!

Да что такое!!!

Точно овда меня путает и с дороги сбивает!

Начал я матерится на чём свет и раз — березняк от меня слева стал.

Ну, наконец-то!

Признаться, сердечко у меня сейчас как у пойманного зайчишки колотилось. Да, тут у любого заколотится…

Я закурил и неспешно по дороге зашагал.

Мать-перемать! Впереди меня снова уже знакомый овраг нарисовался! Сегодня утром мне на него уже повезло любоваться.

Я опять вернулся на околицу.

Может, вообще, до Павла Павловича дойти и у него позавтракать? Потом подождать, посмотреть, кто в город поедет и к нему присоседиться?

Нет, сам пойду!

Короче — заело меня. Неужели я с магией лесного народа не справлюсь?

Три раза я до чудом появившегося оврага ходил и потом на околицу возвращался. Березняк, то справа, то слева от меня был. Последний раз, вообще, по обе руки оказался.

— Да, хватит уже! Вам, что, баня моя не понравилась?

Орал я, наверное, минуты три. Цензурных слов в моих воплях было мало — почти сплошная матерщина.

Вдруг, кто-то дико, не по-человечески захохотал, в ладоши захлопал. Мир вокруг меня дрогнул и всё на место встало. Поле — где и всегда было. Березняк слева от дороги вдали виднеется…

Ну, попробую ещё один раз…

Кстати, солнышко над самой моей головой теперь встало. Не утро уже, а самый настоящий полдень.

Я зашагал вперёд. Всё было нормально — березняк слева, никаких оврагов и всего прочего.

Через час где-то меня мужик на санях догнал и я к нему подсел. Дорога веселее и быстрее пошла. Посмотрим, как дальше будет.

Глава 29

Глава 29 Нижний Новгород и некоторые его обитатели

Если терминологией моего институтского друга Мишки пользоваться, Вятку я обошёл огородами и вскоре с обозом, к которому пристал, въезжал в Нижний Новгород.

Настроение я имел отличное. А, чего не радоваться жизни — жив, здоров, документы почти в порядке, деньги имеются. Скоро и до Санкт-Петербурга доберусь, узнаю, что там и как с поступлением в Императорскую Военно-медицинскую академию. Ну, какие экзамены и прочее. Даже времени у меня на подготовку к вступительным испытаниям ещё целый вагон.

Кроме Ивана Воробьева, ещё один человек сейчас находился в приятном расположении духа. Причем, человек не простой, а целый полицмейстер Нижнего Новгорода барон фон Таубе.

Не жизнь у него сейчас, а малина — крупнейшая в России ярмарка-то закрыта…

Но, это спокойное времяпровождение у барона скоро закончится. Ещё до открытия торгов в город со всей империи начнут съезжаться тырщики, которые карманы ротозеев от ценностей освобождают. Подтянутся и городушники, промышляющие кражами в магазинах под видом покупателей. Ладно бы, только свои… Через одного ведь городушники из персидских подданных. Ближе к открытию приедут проститутки-хипесницы, обкрадывающие своих клиентов с применением снотворного и даже наркотических веществ. На ярмарке будет не протолкнуться от кукольников, что предлагают всем желающим приобрести машинки для изготовления фальшивых денег. Правда, машинки эти быстро выходят из строя или вообще с самого начала не работают, но покупают и покупают их простаки за милую душу. Домушники примутся взламывать замки и забираться в комнаты через окна, благо — есть куда. Нижегородская ярмарка — это целый город с десятками улиц и площадей.

Барон поморщился.

Война эта… Как она началась — больше грабежей с применением насилия стало, а сейчас домой и мобилизованные возвращаются. Привыкли они там у себя кровушку лить…

Ещё и эти экспроприаторы-революционеры…

Не хватало будто своих шаек из Сормово…

А, порнографическая продукция, что тюками из Варшавы приходит на почту во время ярмарки…

Сюда прибавить можно ещё было липовых сборщиков на строительство и обновление храмов.

Просящих помощь для погорельцев без документа от уездного правления.

Воров медного телефонного провода с береговой линии.

Ладно — медного провода… Год назад обворовали здание сыскного отделения. Украли смывочные свинцовые трубы с принадлежностями. Сдали их потом на Балчуге торговцу. В полиции такого простить не могли и нашли воров весьма быстро.

Похитителей велосипедов.

Бродячих шарманщиков, не отличавшихся благонравием.

Цыган, занимавшихся гаданием, да и не только.

Персов, что якобы найденные древние клады продают. На их удочку всё больше почему-то священники попадаются. Купят что-то, покрытое искусственно зеленью, а потом и волосы на себе рвут.

Лиц, никакого отношения к полиции не имевшим, но выдающим себя за её агентов. Хорошо, последних чуть меньше теперь