— Я не могу дышать! Я не могу дышать! — кричала она задыхаясь.

С учетом того, что на девочке была кислородная маска, это производило особенно страшное впечатление.

Джед пошел за коляской для транспортировки пациентов. Каким-то образом мы смогли посадить Сьюзен, находившуюся в полной панике, в коляску, замотать ее в одеяло и снова надеть на нее кислородную маску. Ситуация ухудшалась с каждой минутой. Мы никак не могли успокоить больную. Она стала совсем неуправляемой, и к тому же у нее появились серьезные проблемы не только на выдохе, но и на вдохе — верный признак того, что в мозг поступает недостаточно кислорода. Мама девочки проявляла удивительное спокойствие, беря ключи и надевая на себя куртку, пока мы везли Сьюзен к машине скорой помощи и пытались уложить ее на носилки. Но пациентка никак не хотела ложиться, она села на колени лицом к задней двери. Панике девочки не было предела.

— Я не могу дышать! Я умираю! Я умираю! — кричала она задыхаясь.

Это было ужасное зрелище. Сев рядом с ней, я попыталась успокоить ее, как только могла.

— Посмотри на меня, Сьюзен, — сказала я. — Не напрягай свои легкие. Мы не позволим тебе умереть.

Это все, что можно было сказать в создавшейся ситуации. В конце концов мы приехали сюда именно за тем, чтобы спасти девочку.

Но мои слова не возымели действия. Как только мы отъехали в темную часть улицы, Сьюзен то всхлипывающим, то кричащим голосом, который перемежался с хрипящими вздохами, без конца повторяла следующие слова: «Я задыхаюсь! Я задыхаюсь! Не дайте мне умереть!»

Затем девочка сорвала с себя кислородную маску, и у нее началась настоящая истерика. Вдруг ни с того ни с сего она ударила меня по лицу, заорав в полный голос:

— Я умираю!

Одетая в джинсы, майку и кроссовки Сьюзен казалась маленькой хрупкой девочкой, но боль от ее удара я ощущаю до сих пор.

— Посмотри на меня, милая, — сказала я. — Держи себя в руках. Если ты продолжишь кричать, будет только хуже.

Но никакие слова не помогали успокоить девочку. Сьюзен просто обезумела от страха. Ее мать практически ничего не говорила и беспомощно смотрела на свою дочь. Вероятно, она даже и не могла себе представить, что все будет так ужасно.

Я попросила Джеда отправить срочный вызов в ближайшую больницу и сообщить, что мы везем пациента, испытывающего серьезные проблемы с дыханием, будем на месте через несколько минут, что ситуация критическая и нас должен встретить врач.

Сейчас уже приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы удерживать на девочке кислородную маску и трубку и при этом самой не выпасть из машины. Неожиданно я вспомнила, что в прошлом году выезжала на похожий вызов к 12-летнему мальчику, страдавшему астмой, у которого были похожие симптомы. Тот пациент умер. Он тоже кричал, испытывая проблемы с дыханием, и его крики можно было слышать, находясь на другом конце больничного коридора. Образ мальчика преследовал меня еще несколько недель после случившегося.

«Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы девочка выжила», — молилась я, прекрасно понимая, что дети и подростки, страдающие астмой, вызывают особое беспокойство врачей, так как их состояние может ухудшаться очень быстро. Несмотря на то, что мы почти приехали, Джед все время кричал Тони:

— Быстрее! Жми на газ! Еще две минуты… одна минута.

Пока мой коллега давал указания, я получила возможность собрать все оборудование, чтобы выйти как можно быстрее. Во время поездки мы с Джедом несколько раз переглядывались. Нам не нужны были слова, чтобы понять: все идет по самому плохому сценарию.

Наконец мы приехали. Джед выпрыгнул из машины и пошел открывать ворота больницы. Нас уже ждали врачи. Сьюзен все еще продолжала кричать.

— Не дайте мне умереть! — задыхаясь, говорила она.

Дежурный врач больницы посмотрел на меня таким взглядом, который я расценила как выражение уверенности в том, что у девочки паническая атака. Может быть, я ошиблась? Я всем сердцем надеялась, что это так. Эту надежду разделял каждый из врачей.

Мы пошли в больницу вслед за дежурным доктором. Девочка по-прежнему стояла в коляске на коленях, пыталась вздохнуть. Она обезумела от ужаса, и никто не мог ее успокоить. Мама пациентки по-прежнему говорила очень мало. Время от времени она повторяла своей дочери: «Любовь моя, постарайся успокоиться, врачи делают все возможное», — или что-нибудь в этом роде, но, казалось, она делает все механически. Должно быть, происходящее представлялось женщине чем-то из другой реальности. Всего каких-то два часа назад все ее мысли были заняты тем, что приготовить на обед, а теперь жизнь ее дочери висела на волоске.

Мы оказались в реанимации. Обычно родителям разрешают оставаться в отделении со своими детьми — иногда противиться бывает невозможно. Мы стали помогать медикам, пытавшимся подсоединить провода от различных мониторов к девочке. Когда я старалась надеть на нее манжету тонометра, она ударила меня в живот, все еще сопротивляясь нашим усилиям.

Неожиданно, о боже, она потеряла сознание, ее руки повисли, глаза закатились, она упала на спину и описалась, промочив свои джинсы насквозь. Таким образом организм девочки пытался всеми силами компенсировать нехватку кислорода, но его ресурсы истощились. В мозгу было недостаточно кислорода, чтобы поддерживать ее в сознании. Именно поэтому все так и произошло. Когда человек впадает в такое состояние, это значит, что его организм находится в полном изнеможении. В один момент все физиологические функции тела отключаются.

— Черт, она не дышит, — сказал кто-то.

«Слава богу, мы здесь», — подумала я. Ситуация выглядела катастрофически. Но, по крайней мере, здесь, в больнице, было все необходимое для лечения.

Пока врачи вызывали подмогу для реанимации, мы, используя кислородную маску и дыхательный мешок, отчаянно пытались накачать легкие Сьюзен кислородом. Врач вставил ей в рот трубку, пытаясь защитить дыхательные пути от возможного попадания рвотных масс. Сейчас мышцы живота девочки были также полностью расслаблены, а в такой ситуации появление рвоты вполне вероятно, и это еще одно неприятное обстоятельство, с которым приходится сталкиваться медикам при реанимации человека.

Наконец к нам присоединились 7 человек — бригада реаниматологов, педиатры и анестезиолог, — и мы продолжили реанимацию. Для того, чтобы человек сохранял жизнеспособность, необходимы два условия: он должен дышать самостоятельно и у него должен быть пульс. Дышать Сьюзен перестала, но пульс у нее все еще прощупывался, и это давало призрачные шансы на то, что она выживет.

Мама девочки стояла тут же, она держала руку над ртом дочери, но ничего не говорила. Родственники пациентов часто не осознают, в каком тяжелом положении находятся их любимые. Почему они должны все понимать? Они никогда раньше не сталкивались с такими ситуациями и им не с чем сравнивать. Иногда, когда человек находится в критическом состоянии, как эта девочка, его родные настаивают, что будут находиться рядом с ним в реанимации и видеть все, что происходит, вне зависимости от того, что будет происходить. Но так как у меня были предположения, что она примет мое предложение, и я хотела сделать так, чтобы она не увидела худших минут жизни ее дочери, я спросила, хочет ли она пойти в соседнюю комнату. Она согласилась.