Иногда у Владимира случались командировки на Кавказ, что, как не странно, позволило обрести покой внутри семейства Тертышных. Какой бы не была Марина, но даже она не могла оставаться безразличной к тому, какая опасность грозила её мужу. В семьях военных каждый понимал, что оттуда возвращаются не все.

Наверное, они бы всё-таки прожили долгую совместную жизнь, если бы не судьбоносная встреча капитана Тертышного и маленького зверька по имени Асель Алиева. Странный симбиоз сурового мужчины и напуганного жизнью ребёнка. Впрочем, я тогда об этом не задумывалась.

Марина будет рада возвращению мужа, но так и не сможет простить ему меня. Я помню их первый скандал, случившийся ровно пять минут спустя, после того как мы с «дяденькой» переступили порог их квартиры. Негодование и возмущение пересилили всякую радость от возращения Владимира с Кавказа. Мы с Артёмом сидели в маленькой комнате и разглядывали друг друга широко распахнутыми глаза, пока взрослые выясняли свои отношения за стеной. Здесь, мне сложно сильно упрекнуть Марину в её недовольстве, потому что отец как всегда ничего не объяснил. Он мог рассказать многое. Например, как целый месяц прикармливал меня, оставляя неказистый паёк в одном и том же месте, прежде чем я просто отважилась показаться ему на глаза. Как он выцарапывал меня из рук полоумной бабки, которая вконец рехнулась на фоне пережитых ужасов.

Как я не дала подорваться ему на растяжке, и как потом мы вместе валялись в полевом госпитале, раненные осколками. Он не был дурак или идеалист, он прекрасно осознавал, что такое его жена, и заранее догадывался, какую реакцию она может выдать. Отец честно пытался устроить меня где-то ещё. Первый раз отдав в детский дом в Дагестане, а второй - обратившись в центр помощи беженцам где-то под Москвой. Не вышло. В обоих случаях я впадала в такую степень отчуждения, что чуть ли не по неделе могла игнорировать еду, забившись в угол и смотря в одну точку. Он потратил почти месяц своей жизни и все заработанные за командировку деньги, чтобы решить, что со мной делать. Выход оставался только один – вести меня с собой.    Иногда мне кажется, что я просто не оставила ему выбора.

Но он ничего из этого не расскажет своей жене, отрезав своё краткое:

-Я так решил.

Поэтому Марина поймёт всё по-своему, решив, что Владимиру просто было недостаточно её обожаемого Артёма. На самом деле это будет всего лишь повод, с помощью которого она начнёт оправдывать свою ненависть к мужу и мне. И Артём, сам будучи ребёнком, не сможет разграничить одного с другим, соотнеся появление в их доме зверёныша и начала конца в отношениях между родителями.

В последнее время, каждый раз собираясь на дежурство, я испытывала крайне противоречивые чувства. Меня словно магнитом тянуло в отделение, где лежал он, и сидела она. Я уже поняла, что никто не собирался меня узнавать, и это одновременно и радовало, и волновало, и отчего-то расстраивало. Всё так же избегала родителей, а решиться рассказать им о происходящем с каждый днём становилось всё сложнее, и продолжала накалять атмосферу в нашем с Андреем доме. Это происходило как-то само собой, несмотря на все мои попытки сдержаться, дёрганная и мечущаяся по дому я была настолько непривычным зрелищем, что даже Урусов терялся в своих догадках, предпочитая лишний раз меня не трогать.

Пару раз звонила Аня, обеспокоенная тем, что я уже неделю не появлялась у них. Пришлось прятаться за привычную всем занятость. В результате моя скомканная ложь обернулась тем, что в один из дней я обнаружила на нашем пороге отца, хмуро сдвинувшего брови. Это было настолько странно видеть его в нашей квартире, что я даже испугалась. Обычно две моих семьи предпочитали существовать параллельно друг другу и по возможности не пересекаться. Мы тогда долго сидели за чаем, генерал допытывался, что со мной происходит, а я отделывалась полумерами, кратко поясняя, что на работе проблемы, и просила не вмешиваться. Он вроде как понял, погрозив мне на прощание пальцем и попросив хоть немного сдерживать себя в своих порывах.

От собственной лжи становилось противно и стыдно, но пересилить себя у меня не выходило, потому что я не просто оберегала отца (да и себя) от нервных потрясений, но и всю нашу семью от въедливого взгляда Марины, которым она уже однажды наградила всех нас. Оправдания, одни лишь оправдания.

Дежурства протекали достаточно ритмично, не оставляя особого времени на раздумья. Пару раз я сталкивались в коридоре с Мариной, выходящей из палаты Артёма. И мы обе упорно делали вид, что незнакомы, должно быть, моя реакция на её попытку поблагодарить меня, болезненно ударила по её самолюбию. Артём шёл на поправку, медленно, но верно. Спустя неделю после того, как его перевели из реанимации, он уже стал звездой отделения, веселя медсестёр и сходу находя общий язык с врачами. Одной мне удавалось как-то избегать контакта с ним. Первый раз во время вечернего обхода он спал, и я, быстренько осмотрев его соседа по палате, трусливо ретировалась подальше оттуда. В следующий раз, услышав уверенный голос за нужной дверью, отделалась тем, что просто отправила туда медсестру. Это было чистой воды малодушие, бороться с которым у меня не было никакого желания.

Шёл вечер моей третьей смены, как я совершенно по-детски пыталась играть в прятки с мировым провиденьем. Заполняла карты, ища достойный повод, опять избежать встречи с Артёмом во время обхода. В голову ничего не шло, пальцы сами бегали по клавиатуре, хотя, казалось бы, мозг был занят совершенно другим. На грешную Землю меня вернула Яна, своим любимым:

-Асенька Владимировна!

Скопировав суровое выражение лица генерала Тертышного, я вопросительно глянула не неё.

-Там у Елисеева температура поднялась, 37,9 уже, и кашель такой… нехороший.

-Яна, - поджала я губы. – Замечательная характеристика - нехороший кашель.

Она не стала ничего отвечать, лишь ожидающе смотрела на меня. Впрочем, я уже встала с места, схватив со стола стетоскоп. Пока мы шли по коридору, я размышляла про себя, что если сейчас выяснится, что у Елисеева послеоперационная пневмония, то это будет совсем не весело, и лишь на подходах к нужной палате до меня дошло, чьим соседом он является. Застопорилась на месте, из-за чего Яна непонимающе обернулась на меня, пришлось изобразить, манипуляции с маской, которую я излишне старательно натягивала на нос.  

В палате их было всего лишь двое – Артём и тот самый Елисеев, немолодой мужчина, обладатель «нехорошего» влажного кашля с отдышкой.

На Тертышного я старалась не обращать внимания, при этом невольно отмечая серьёзный вид, с каким он посматривал на своего соседа.

-Здравствуйте, - бросила я в пустоту, не ожидая ответа, и двинулась к нужному из мужчин, сжимая в руке трубки стетоскопа.

Врач  во мне, наконец-то, взял верх. «Операция на кишечники два дня назад», - бегло вспоминала я доклады с утренней планёрки. У пациента не было осложнений, но возраст за шестьдесят являлся негативным фактором.

-Доктор, меня, кажется, продуло, - попытался пошутить «больной».