-Нужно оперировать, - совершенно спокойно отреагировала я.

-Пьяного? Он же согласия в жизни не даст.

-Петровича сейчас пришлю, он умеет с такими разговаривать. Иначе он у нас до утра не доживёт, у него живот каменный.

Пока Петрович обрабатывал нашего злополучного мужика, я ещё раз проверила Елисеева, которого уже успели вернуть из рентгенологии. Температура не поднималась, но вот снимки показывали затемнение и усиление бронхо-легочного рисунка в нижней доле левого лёгкого. Начало пневмонии было на лицо, оставалось утром сдать мокроту на анализы, но это уже было скорее делом техники. Попросила Яну вызвать кардиолога для консультации, назначив нужные антибиотики.

А потом была подготовка к операции и собственно сама лапароскопия, долгая и муторная. Закончили уже посреди ночи, зевая и устало шаркая ногами.

После всего этого сидела за картами, ровно до того момента пока в ординаторской не появился Петрович в поисках своей ненаглядной Юленьки, которая видимо узнала ещё не все его истории. То, что наш анестезиолог был давно и безнадёжно женат, история отчего-то это умалчивала. Меня попытались вовлечь в разговор, но я как всегда была молчалива и неприветлива. В результате я оказалась в коридоре на одной из лавочек.

Здесь было тихо и спокойно. Откинула голову назад, упираясь затылком в холодную стену и прикрывая глаза. На душе было пусто, словно из воздушного шарика стравили весь воздух. Не хотелось ровным счётом ничего, ни работать, ни домой. Моя чётко выстроенная жизнь вдруг дала крен, явив миру всех моих демонов, хотя я ещё пару недель назад наивно полагала, что всё у меня под контролем. И что мы имеем по итогу сейчас? Мой брак, каким бы он не был, разваливался на глазах, я упорно врала родителям, причём не только врала… а скрывала что-то очень важное, чуть ли не самое важное в их жизни, а собственное прошлое не просто стучало мне в окно, а буквально ломилось во все щели. На фоне этого отстранение от работы вдруг показалось чем-то незначительным.

Рядом прошелестели чьи-то тяжёлые шаги, но я даже бровью не повела, лишь усмехнулась констатации факта – я всё-таки перестала бояться звуков, а ведь лет до двадцати вздрагивала от всего, чего только можно было, и не один невролог или психотерапевт не мог с этим ничего сделать, а потом… потом как-то само прошло. В академии нас грузили так, что сил пугаться просто не оставалось.

-А я был прав, ты всё-таки красивая.

Глаза распахнулись резко и уставились на замысловатые шестерёнки, видневшиеся из-под бинтов и бандажа. Артём в спортивных штанах и накинутым на плечи халатом стоял прямо передо мной, грузно опираясь на трость. Судя по капелькам пота, собравшимся на лбу, и учащённому дыханию, давалось ему это нелегко.

Растерянно заморгала, вдруг ощущая приступ, наваливающейся на меня паники. На этот раз я была без маски. Артём пристально всматривался в меня, после чего неопределённо вздохнул и медленно уселся рядом на лавку, вытягивая перед собой травмированную ногу.

-Да, красивая, - опять повторил он.

Невольно залилась краской, искренне не понимая, откуда в холодной мне берётся столько эмоций.

-Давайте держаться в рамках… - начала я, но он лишь усмехнулся.

-Если я захочу сделать женщине комплимент, то вряд ли буду спрашивать разрешения.

-Звучит как сексизм.

-Тюююю, а я то переживал, что ты начнёшь про то, что врач существо бесполое… а тут сексизм.

Я не стала развивать эту тему, указав на то, что напрягало меня гораздо больше.

-С какой стати мы на ты?

-Ночью можно… Если захочешь, с утра начну опять тебе выкать… Хотя, ты, ж опять куда-то пропадёшь.

А вот это уже серьёзно. Потому что Артём говорит так, если бы… знал меня. И меня это действительно пугает, я даже внутренне вся сжимаюсь, но он ничего не отвечает, копируя мою изначальную позу – откидывая голову назад и закрывая глаза. Всеми силами стараюсь дышать ровно, но получается всё равно рвано и нервно. Он, правда, на это никак не реагирует, продолжая думать о чём-то своём. В конце концов, я не выдерживаю.

-Что происходит?!

Артём пытается пожать плечами, но в итоге морщится из-за боли, видимо до сих пор не смог привыкнуть к ограниченности своих движений. Очень медленно выдыхает, выпуская длинную струйку воздуха.

-Не знаю. Но почему-то у меня такое ощущение, что я тебя знаю.

Челюсть отвисает сама собой, к счастью он так и сидит с закрытыми глазами.

-Это ведь ты была… там в реанимации? Держала меня за руку…

Поспешно качаю головой, совершенно забыв, что он не видит.

-Точно ты. Я твои глаза эти синющие запомнил, ты, что тогда испуганная была, что сейчас.

Он всё же распахивает веки и поворачивает голову в мою сторону, подтверждая свою догадку.

-Точно боишься. А вообще знаешь, ты мне снилась. Правда, точно не помню когда. У меня после операции всё немного перемешалось в голове, чем вы меня там накачали? – последний вопрос он задаёт полушутя, и на него отвечать не надо. – И вот, я подумал, что это всё должно да что-то означать.

-Что? – почти одними губами шепчу я, опять попадая под какой-то его гипноз.

-А это ты мне уже скажи.

-В каком смысле?

-В таком. Это ты же от меня бегаешь, а потом ещё и смотришь испуганно. 

-Не выдумывай, - сама того не замечая, перехожу я на ты.

Артём неожиданно согласно кивает, делая вид, что соглашается. Даже глаза отводит, и я, наконец-то, делаю первый вдох полной грудью. Но у него как всегда своё мнение на всё, и он тут же выдаёт.

-Боишься меня?

-Да, - просто и лаконично отрезаю я.

Не знаю, чего он ждал, задавая сей вопрос, но мой ответ его удивляет.

-Почему? – растерянно сводит брови и напрягает нижнюю губу

-Потому что от тебя у меня одни беды, - непривычно твёрдо и резко отвечаю я, и прежде, чем Артём успевает сказать что-нибудь ещё, я подскакиваю на ноги, переходя к своей привычной роли. – А теперь, Артём Владимирович, лучше вернуться в палату, вам вредно много напрягаться.

 И полностью игнорируя его офигевший вид, огибаю вытянутую ногу Тертышного, удаляясь прямо по коридору.

Тотальный игнор. Именно такую стратегию выбрала Марина по отношению ко мне.

-Сам привёз, сам и разбирайся, - вынесла она вердикт мужу. И я не могу сказать, что это были обычные безразличие или чёрствость, скорее уж рассудительность, благодаря которой Марине хватило одного лишь взгляда на меня, чтобы понять – проблем здесь хватит на много лет вперёд.

Мне было около десяти, годом больше, годом меньше, установить точно никто не смог, документов у меня не было, и Владимир, добывший мне свидетельство о рождении каким-то неясный и подпольным способом, выбрал дату рождения наугад. Но на самом деле мой возраст не имел никакого значения, потому что к тому времени весь мой жизненный опыт и имеющиеся навыки сводились лишь к выживанию в условиях тотальной опасности, голода, холода и развалин. Я походила на Маугли, который слабо догадывался о достижениях цивилизации.