– Что должно быть в голове у девчонки, чтобы она среди ночи убежала с чужими мужиками, куда глаза глядят, а? – задумчиво спросил он.

– Опилки, – буркнул Снори, ковыряя в огне длинной палкой. – Не боишься, что обидим?

– Не обидите, – тихо сказала я. – Если бы хотели, то сделали бы это ещё вчера.

– Соображаешь, – хмыкнул Роб.

К сожалению, я очень хорошо знала, как выглядят мужчины, когда хотят обидеть девушку или нарываются на драку. В таверне я насмотрелась этого столько, что давно была сыта по горло. И сейчас мне совершенно не хотелось вспоминать обо всяких неприятных инцидентах. Я осторожно поставила под ноги дымящуюся кружку с вином и вытащила из сумки перо – в свете показавшегося из-за туч месяца оно будто сияло внутренним светом.

– Чьё оно? – спросила я.

– Птичьего оборотня, – как само собой разумеющееся, сказал Роб. – Думал, ты знаешь. Маги в таких штуках хорошо разбираются.

– А разве это не легенда? – засомневалась я, разглядывая находку.

– Хорошо бы, детка, чтобы всё было легендой: и оборотни, и некроманты, и вампиры, и Инквизиция, демон их задери! Тогда и Солнечные стражи были бы только героями сказки.

Стоило ему произнести эти слова, как где-то вдалеке послышался звук – тягучий, чистый перелив медного рога.

– Тьфу на тебя, – сплюнул Снори, – не буди лихо, пока оно тихо! Надеюсь, сюда их не принесёт на ночь глядя. Солнце скрылось, время стражей прошло.

Я кожей почувствовала, что у этой странной приговорки есть какое-то зловещее продолжение, но Снори замолчал и только тяжело сопел теперь, поглядывая на Роба. Тот оставался спокоен:

– Возвращаются в форт, потому и трубят. Ты как в первый раз, чесслово!

Мне передалось нервное напряжение, окутавшее лагерь после звуков рога. Я принялась гадать, что будет, если стражи всё-таки обнаружат нашу стоянку. Они прогонят нас из лесу или устроят допрос? Но мы ведь пока ничего предосудительного не совершали, а уж на некромантов компания из трёх мужчин и одной девушки с признаками светлого дара точно не была похожа. И всё-таки мы все притихли, навострили уши и старались не шевелиться, пока окончательно не убедились – в нашу сторону не двигался отряд стражей-пограничников. Молчание нарушил Роб. Он протянул руку и взял у меня перо, задумчиво рассматривая его основание.

– Видать, просто выпало, когда он пролетал над лесом. Или она… В птичьем виде хрен разберёшь, какого они пола. Зато, когда оборачиваются – тут уж нет сомнений. Бабы у них самые что ни на есть настоящие, все прелести на месте и тоже будто серебром присыпаны. Сверкают во всех местах. Хотя, быть может, это иллюзия – для отвода глаз.

– А ты их видел? – с сомнением в голосе спросил Снори.

– Издалека, – признался Роб. – А как хотел подойти поближе, рассмотреть, так они мигом обернулись и удрали в облака.

– Говорят, за каждое перо гильдейские волшебники платят по пять серебряных монет, - вспомнил ворчливый Снори и почесал заросшее лицо.

– Такое и на все десять потянет, – рассудил Роб.

– Для чего они магам? – осторожно спросила я.

– Они из них особые эликсиры варят, чтобы, значит, тоже летать, как птицы, – пояснил мне Снори, растопырив руки и изобразив, как летают человеческие волшебники. – Крыльев у них не вырастает, но оторваться от земли можно.

Я представила, как нелепо выглядел бы человек, вздумавший полетать при помощи зелья, и невольно захихикала. Роб поднялся, обошёл стоянку, а после подбросил в огонь полено и вновь уселся рядом со мной.

– А ещё говорят, инквизиторы как-то изловили такую птицу, чтоб исследовать превращение. Заперли в своих подвалах, все перья повыдирали. Хотели заставить обернуться в человека и заговорить. А она упёрлась – и ни в какую. Только карканья от неё и добились, больше ничего.

Мне стало не по себе, и я невольно прислонилась к мужчине плечом:

– Но потом-то отпустили? – тихо спросила я.

–Ага, как же, – сплюнул под ноги Роб. – Спалили, конечно, на костре. Думали огнём вытащить из оборотня настоящую сущность, но не вышло. Потому как никто не знает, какое из их обличий более настоящее – человечье или звериное. А у них всё, что объяснить запросто невозможно, так сразу от демонов. Ублюдки. Стражи от начала времён не позволяли себе такого… наверное потому их и выгнали из церкви.

Надо же, промелькнуло у меня в голове – и меня ведь выгнали из церковного приюта. А чего я ужасного совершила? Послушалась распоряжения матери Клары, только и всего – была ласкова с одним из тех, кто защищает мир от демонов, некромантов и прочей нечисти. «Скверно, дитя», – сказал мне тогда генерал Гвинта. Сейчас мне хотелось бы сжать кулаки и кинуться на него с криками «а птиц сжигать не скверно?». И этот неприступный, как скала, человек со взглядом ледяного истукана не дрогнул бы ни единым мускулом. Он бы ответил: «Скверно, дитя, не уметь отличать оборотней от порядочных людей».

– А стражи не охотятся на птиц? – спросила я после долгого молчания.

Роб потянулся к своей фляге, откупорил крышку и понюхал содержимое.

– Стражи убивают только демонов из междумирья и ходячих мертвецов, потому как это нарушает равновесие. А охотиться они ни на кого не охотятся – их роль блюсти порядок. Ни эльфов, ни оборотней, ни даже некромантов они специально не ищут и не убивают, у них на это свои толки. Церкви это не по нраву, конечно, но инквизиторов на все границы не напасёшься. Что ни говори, а стражи – единственная армия, в которой есть хоть какие-то признаки рассудка.

Снори не разделял восторга приятеля по поводу стражей. Он хмыкнул и протянул ноги поближе к мерцающим углям костра:

– А нам лучше ни с какой армией не встречаться, мы вольные граждане. Сами по себе.

Забравшись в шалаш, я долго не могла заснуть. Мне всё не давала покоя несчастная птица, которую спалили инквизиторы, а потом я стала размышлять: хорошо ли мне живётся вот так, самой по себе? Выходило, что гораздо лучше, чем прежде. После того, как я нашла волшебное перо, даже Лейс прекратил беспрестанно задирать меня и пытаться пощупать за мягкие места. Когда солнце вновь поднялось над лесом, и мы вовсю шагали по известной одному эльфу звериной тропинке, я всё думала о том, что где-то неподалёку точно так же пробираются сквозь пышный подлесок и густые дебри отважные Солнечные стражи. И в их отряде есть лекарь, которого я знаю, сам рыжий и улыбчивый, как летнее солнце. Быть может, он даже вспоминает обо мне иногда. Быть может, и я оставила в его душе не только разочарование, но и те минуты, когда мы стояли рядом на стене и смотрели на мир, лежащий у наших ног. Я твёрдо пообещала себе пережить зиму, а по весне отправиться в Вестен и всеми правдами и неправдами поступить в академию. И найденное серебряное перо давало мне надежду, что так оно и будет.

Ниира смотрела на меня сквозь заросли плюща, сплошь укрывавшего полуразрушенную беседку. Её лицо и руки были вытесаны из белого мрамора, но древний камень давно пошёл трещинами, которые теперь заполнял зеленоватый мох. И всё-таки, она была прекрасна – изящная фигура молодой женщины в ниспадающих до земли одеждах. Её взгляд был устремлён на запад, туда, где зародились первые эльфы, и ладони её были приветственно раскрыты, словно она хотела обнять каждого, кто пришёл с той стороны. Я осторожно убрала побеги плюща с её длинной шеи. Мне вспомнилось, как однажды в детстве я слышала разговор солдат на улице о том, что Высший совет издал указ повсеместно уничтожить изваяния эльфийской богини. Ниире сначала срубали голову, а затем крошили тело в мелкие осколки, чтобы посыпать мраморной крошкой размытые грязью дороги. Между тем, волшебники по-прежнему считали магию мистицизма и прорицания даром лунной богини, равно как дар огненной магии навсегда оставался связан с божеством солнца Ксаем.