Мма Рамотсве ничего не сказала, но в этот момент решила, что их дружба закончилась. Это дало ей повод для раздумий. Можно ли быть другом человека, который поступает дурно? Или у дурных людей все друзья дурные, потому что только у других дурных людей достаточно с ними общего, чтобы дружить? Мма Рамотсве подумала об известных дурных людях. Иди Амин,[1]например, или Хендрик Фервурд.[2]С Иди Амином, конечно, было что-то не в порядке; возможно, он был плох по-иному, не так, как мистер Фервурд, который, хотя был вполне здоров, обладал ледяным сердцем. Любил ли кто-нибудь мистера Фервурда? Держал ли его за руку? Мма Рамотсве допускала, что такие люди были. Ведь на его похоронах присутствовало много народа, разве нет, и разве они не плакали, как плачут на похоронах хорошего человека? У мистера Фервурда были приверженцы, и, возможно, не все они были плохими людьми. Они, должно быть, еще живы сейчас, когда в Южной Африке все изменилось. Возможно, они поняли, что поступали неправильно, но даже если нет, их, по большей части, простили. У простых африканцев в сердце нет места ненависти. Они иногда бывают глупы, как в любых других местах, но они не таят злобы, как показал всему миру мистер Мандела. И еще Серетсе Кхама, думала мма Рамотсве, хотя нигде в мире, кроме Ботсваны, о нем, кажется, не помнят. Но он один из величайших людей Африки. Однажды, когда он приезжал в Мочуди и разговаривал с людьми, он пожал руку ее отцу, Обэду Рамотсве. И она, Прешас Рамотсве, тогда совсем девочка, видела, как он вышел из машины, и люди столпились вокруг него. И среди этих людей ее отец, с поношенной шляпой в руке. А когда Кхама пожимал руку ее отцу, ее сердце переполняла гордость. Каждый раз, глядя на фотографию этого великого государственного деятеля на своей каминной полке, она вспоминала этот случай.

Ее подруга, которая плохо обращалась со служанкой, не была дурным человеком. Она была добра к членам своей семьи и неизменно расположена к мма Рамотсве, но когда дело касалось служанки — а мма Рамотсве видела эту старательную, работящую женщину из Молепололе, — она, казалось, не признавала в служанке человека. Мма Рамотсве пришло в голову, что такое поведение продиктовано невежеством, неспособностью понять надежды и стремления других. Такое понимание, думала мма Рамотсве, есть начало всей морали. Тот, кто понимает, что ощущает человек, представив себя на его месте, несомненно, не сможет причинить ему боль. Это означало бы причинить боль себе.

Мма Рамотсве знала, что сейчас любят рассуждать о морали, но, по ее мнению, все довольно просто. На первом месте традиционная ботсванская мораль, истинная мораль. Если человек следует ей, то будет поступать правильно, ни о чем не беспокоясь. Разумеется, существуют и другие морали. Есть десять заповедей, которые мма Рамотсве выучила наизусть еще в воскресной школе в Мочуди много лет назад. Они тоже истинны. Этим моральным кодексам надо следовать, как следуют Ботсванскому уголовному кодексу, — повинуясь каждой записанной в них букве. Нельзя делать вид, что ты сам Верховный суд Ботсваны и сам решаешь, какую часть кодекса соблюдать, а какую нет. Моральные кодексы не подлежат сомнению, к ним нельзя подходить избирательно. Нельзя заявить, что одному запрету будешь следовать, а другому не будешь. Я не украду — конечно, нет, — но прелюбодеяние другое дело: для других людей это дурно, а для меня нет.

Мораль, думала мма Рамотсве, определяет, как поступать правильно, так сложилось в результате многолетнего признания и соблюдения определенных правил. Нельзя создать свою собственную мораль, потому что твоего опыта всегда будет недостаточно. Что дает тебе право говорить, что ты лучше знаешь, чем твои предки? Мораль существует для всех, и это значит, для ее создания нужны суждения не только одного человека. Именно это делает современную мораль, с ее особым вниманием к индивиду и выработке индивидуальной позиции, такой слабой. Если дать людям возможность выработать собственную мораль, они будут стремиться дать себе поблажку, найдут самый легкий для себя вариант, который позволит им делать то, что их в большинстве случаев устраивает. По мнению мма Рамотсве, это просто эгоизм, каким высоким именем его ни назови.

Как-то мма Рамотсве слушала Би-би-си, и вдруг у нее просто дыхание перехватило. Это была передача о философах, которые называли себя экзистенциалистами и которые, как выяснилось, жили во Франции.

Эти французы говорили, что нужно жить таким образом, чтобы чувствовать себя действительно существующим, и что так вести себя и значит поступать правильно. Мма Рамотсве слушала с удивлением. Не нужно ехать во Францию, думала она, чтобы встретить экзистенциалиста, их найдется множество и здесь, в Ботсване. Например, Ноте Мокоти. Выходит, она сама, не подозревая об этом, была замужем за экзистенциалистом. Эгоисту Ноте, который никогда не считался с другими — даже со своей женой, — экзистенциалисты пришлись бы по вкусу, а он — им. Наверное, это очень в экзистенциалистском духе — каждую ночь ходить по барам, когда твоя беременная жена сидит дома, а еще более в экзистенциалистском духе — гулять с девушками, молоденькими девушками-экзистенциалистками, которых встречаешь в барах. У экзистенциалиста хорошая жизнь, а у других, тех, кто его окружает, не-экзистенциалистов, вовсе нет.

Мма Рамотсве не вела себя со своей служанкой Розой в экзистенциалистском духе. Роза работала у нее с того дня, когда она переехала на Зебра-драйв. Как обнаружила мма Рамотсве, существует сеть безработных, и по ней передается сигнал о том, что кто-то переехал в новый дом и может нуждаться в прислуге. Роза появилась в доме спустя час после самой мма Рамотсве.

— Вам понадобится служанка, мма, — сказала она. — А я очень хорошая служанка. Я буду много работать, и вам не надо будет ни о чем заботиться всю оставшуюся жизнь. Я готова начать прямо сейчас.

Мма Рамотсве приняла решение мгновенно. Она видела перед собой приличную, опрятно одетую женщину лет тридцати. Но в то же время она видела мать, одна из дочерей которой ждала у ворот. И она задала себе вопрос: что сказала мать своей девочке? «У нас будет еда сегодня вечером, если эта женщина возьмет меня в служанки. Будем надеяться. Жди здесь и стой на цыпочках». Стой на цыпочках. Так говорят на сетсвана, когда надеются, что что-то получится. Примерно в этом значении белые говорят «скрестить пальцы».

Мма Рамотсве посмотрела в сторону ворот и увидела, что девочка, действительно, стоит на цыпочках. И поняла, что может дать только один ответ.

Она посмотрела на женщину.

— Хорошо, — сказала она. — Мне нужна служанка, и я дам тебе работу, мма.

Женщина хлопнула в ладоши от радости и жестом подозвала дочь. Какая я счастливая, думала мма Рамотсве. Счастливая, потому что могу обрадовать кого-то, просто сказав слово.

Роза поселилась в доме и вскоре доказала свою незаменимость. Прежние владельцы оставили дом на Зебра-драйв в плохом состоянии, они были неаккуратны, во всех углах дома скопилась пыль. Три дня Роза мыла и терла, и во всем доме запахло мастикой для пола, а все поверхности засверкали. Она оказалась опытной поварихой и вдобавок прекрасно гладила. Мма Рамотсве хорошо одевалась, но ей всегда было трудно выгладить блузки так, как ей бы хотелось. Роза занималась этим со страстью, об этом можно было судить по накрахмаленным швам и гладкому, без единой морщинки, белью.