Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай Андреевич оживился и принялся рассказывать про Музей Кёнигсберга, старшим научным сотрудником коего он является много лет, «и Терезочка там же работала, перешла к нам из Музея янтаря, а до этого она заведовала библиотекой, но там стало тяжело, и я взял ее в свой проект». Да и не возникло у нее никаких проблем, потому что начинала она именно как музейный работник, еще с Клаусом…
Рада мыла посуду, стоя вполоборота к раковине и поглядывая на дядюшку. Николай Андреевич вполне оживился, руки перестали дрожать, и на лице появился слабый румянец.
– Наш Кёнигсберг, детка, город поистине уникальный, – хорошо поставленным голосом человека, привыкшего читать лекции, говорил он. – а-да, я знаю, что там, в Москве, его называют Калининградом. Но мы здесь все больше живем прошлым: и ради туристов, да и многим местным жителям так больше нравится. Поэтому для нас он – Кёнигсберг. Этот город был столицей Восточной Пруссии, здесь имелись богатейшие коллекции предметов искусства, невероятной ценности библиотеки. Многое пропало в годы войны и еще больше было разграблено позже, но, ты не поверишь, кое-что мы продолжаем находить до сих пор! Несколько лет назад среди строительного мусора было найдено несколько ценнейших артефактов!
А на Северной горе, в одном из старых фортов, нашлись ценнейшие экспонаты музейной коллекции Восточной Пруссии, которые долгое время считались утерянными. И кто знает, сколько еще кладов сокрыто в фортах и тоннелях, которые тянутся под городом.
В дверь позвонили, и Рада вопросительно взглянула на дядю.
– Думаю, это Владимир, сосед мой. Не забывает меня, заходит регулярно. Идем, я вас познакомлю.
Николай Андреевич пошел в прихожую, Ирада, вытирая руки полотенцем, – за ним.
Владимир оказался очкастым, крепко сбитым мужчиной. Темные с проседью волосы, короткая, аккуратно подстриженная борода. Джинсы, кроссовки, спортивная куртка.
– Я в магазин, Николай Андреевич, вам купить чего-нибудь? – Тут он увидел Ираду. – Здравствуйте!
– Доброе утро, – отозвалась девушка, улыбаясь.
– А вот ко мне племянница приехала, – радостно пояснил старик. – Хозяйничает.
– Ну и хорошо, – кивнул сосед. – Вам теперь повеселее будет. Так что насчет магазина?
– Я сама схожу, спасибо, – вмешалась Рада, решив, что холостой мужчина все равно ничего путного не купит. Почему-то она сразу поняла, что Владимир холостой. И не только из-за отсутствия кольца на пальце. Бородач кивнул, сказал, что попозже занесет Николаю Андреевичу одну очень интересную статью, и откланялся.
Когда они вернулись в кухню, Николай Андреевич принялся рассказывать о Володе. Ирада кивала, но слушала невнимательно. Само собой, дядюшка подробностями личной жизни соседа не интересовался, знал только, что живет он один. Работают они в соседних отделах музея, и Володя, по словам Николая Андреевича, считается прекрасным специалистом, просто очень многообещающий ученый. Его докторская вызвала большой отклик в научной среде. «Да и нам с Терезочкой он почти как сын, столько лет рядом прожили…»
Николай Андреевич замолчал, вдруг взглянул на Раду как-то растерянно, покраснел, а потом неловко спросил:
– Ты надолго приехала? Рада растерялась и выпалила:
– Не знаю. Некоторое время они смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Потом девушка вздохнула, села к столу и принялась рассказывать:
– Я уволилась с работы. Начальница меня невзлюбила, понимаете? И даже не начальница, а жена шефа, что самое обидное. То ли приревновала, то ли что. Может, просто потому, что я молодостью своей глаза ей мозолила. А еще я рассталась со своим… женихом. Он теперь с другой.
Ирада оторвала взгляд от скатерти и посмотрела на сидевшего напротив дядюшку. Тот походил на печального Вини-Пуха и, слушая ее, сочувственно кивал.
– Поэтому я взяла билет только сюда. Вернуться могу когда угодно. Давайте я у вас немножко поживу, помогу вам по хозяйству… А может, у вас есть свои родственники? – спросила она.
– Нет, – печально покачал головой Николай Андреевич. – Нет у меня никого.
– И у меня больше никого нет, – пробормотала Ирада, только теперь осознав эту печальную истину. Глаза мгновенно наполнились слезами. Она всхлипнула и торопливо схватила кухонное полотенце.
– Не плачь, детка. – Николай Андреевич встал и неловко гладил ее по плечу. – Я так рад, что ты приехала… так тяжко одному теперь, когда нет Терезочки. А вдвоем нам с тобой веселее будет. Да? Все же как-то вместе. Поживи, пока не надоем. А то, может, работу найдешь да и останешься.
Ирада хотела что-то сказать, но он замахал руками:
– Не стану загадывать и навязываться. Давай-ка недельки две отдохни. Тепло пока, погуляй по городу, к морю съезди. Вон у тебя и молодой человек образовался. Который провожал тебя… Ах я старый дурак, и комнату тебе не показал!
Николай Андреевич кинулся прочь из кухни, и девушка поспешила за ним. Он распахнул одну из дверей, и они вошли в залитую солнечным светом просторную комнату. Два окна, высокая кровать, большой письменный стол, на котором разложено много бумаг, но нет и следов беспорядка. Полки светлого дерева, заполненные книгами. Светлый же современный с панелями матового стекла гардероб. В углу трюмо с зеркалом, завешенным кружевной скатертью. Николай Андреевич на секунду застыл на пороге, потом решительно подошел к зеркалу и снял ткань.
– Вот, детка, – сказал он. – Будешь жить здесь. Хорошо?
Рада кивнула. Она принесла чемодан, открыла шкаф и освободила себе пару полок, просто поплотнее переложив вещи Терезы.
Прислушалась к себе и с удивлением поняла, что никаких неприятных чувств не испытывает. Когда разбирала мамины вещи, было тяжко и больно. Сейчас боли не было – она почти не знала тетю, видела ее всего несколько раз. Хотя после смерти мамы они сблизились, и Рада даже по электронным письмам чувствовала, что тетя переживает за нее. Грустно, да. Но одновременно девушке почему-то казалось, что все здесь ждало ее. И запах в комнате был свежий, то ли от мятных саше, то ли от цветов в палисаднике. Она привычно складывала джинсы и кофточки на полки и думала, что с удовольствием разберет тетины вещи, оставит себе что-нибудь на память – Николай Андреевич будет рад. Книги и письменный стол Терезы притягивали Ираду, но она решительно сказала себе, что сейчас не время. А вот дядюшка по телефону говорил о наследстве; что он, интересно, имел в виду? Не то чтобы ею двигал меркантильный интерес. Скорее любопытство. Тереза Арнольдовна сделала ей однажды подарок – медальон. Рада не стала касаться рукой груди, он здесь, где же ему быть. Странно, что дядя захотел его увидеть. Она вдруг замерла. Может, он не поверил, что она Ирада, племянница Терезы? И медальон стал своего рода паролем, после которого дядюшка явно перестал держаться настороженно. Как-то это странно. Но, с другой стороны, он пожилой человек, да еще научный сотрудник. Наверное, такие люди особенно склонны к чудачествам. Девушка пожала плечами и пошла в кухню. Дяди там не было, и она стукнула в дверь его комнаты: