Между тем жидкость в горшочке закипела, и от нее по избе поплыл сладкий дурманящий запах, Святополком овладела истома, ему стало легко и приятно, словно он сбросил с себя тяжкий груз и приобрел невесомость. И Чаруша преобразилась, она как-то сразу расслабилась и подобрела, в глазах появилась нега, а на губах слабая, беспомощная улыбка. Наконец она встала, взяла маленький ухват, поддела им горшочек и поставила на стол. Затем начала раздеваться. Сняла с себя платье, потом нижнюю рубашку и осталась совершенно голой. Проделала она это так, будто находилась в доме одна. Взяв горшочек, Чаруша стала содержимым его натирать свое тело. Святополк смотрел на нее, боясь шелохнуться.

Вот она закончила свое дело, резко повернулась и взглянула на него. Взгляд ее больших черных магических глаз сковал его волю, у него не было сил шелохнуться, он будто одеревенел. Не моргая, она приблизилась к нему, приказала властно:

– Раздевайся и ложись на лавку.

Святополк безропотно выполнил ее приказ. После этого она стала натирать его мазью из зеленого горшочка. Небывалое блаженство охватило все его тело. Он закрыл глаза и предался ему без дум, без сомнений. Все было позади – и заботы, и тревоги, и огорчения, и травля близких ему людей. Он был на вершине счастья.

Святополк какое-то время лежал без движения. Вдруг невиданный вихрь подхватил его и вынес наружу. Святополк увидел разбросанные внизу дома и строения, стальную гладь реки Припять, темные леса до самого края земли; высоко в небе мерцали яркие звезды, а совсем рядом висел месяц, он был похож на кусок сыра, хотелось взять его и съесть.

Недалеко летела Чаруша. Развевались по ветру белая накидка и черные волосы; взгляд был устремлен вперед, в нем были нечеловеческая решимость и отрешенность, и он понял, что она вела его туда, где не раз была, хорошо это место знала и стремилась к нему безоглядно, отчаянно и дерзостно.

На нем была ночная рубашка, и он подумал, что вероятно прихватил ее на ходу машинально и даже не заметил этого. Мысль, что он летит не обнаженным, пусть кое-как, но прикрытым, успокоила его. Он стал ждать, что ждет его впереди.

Среди леса открылась небольшая полянка, а на ней ярко горевший костер, вокруг которого мелькали какие-то фигурки. Чаруша властно указала рукой, и они стали стремительно спускаться.

Вот они на лугу. Тотчас к ним кинулись ведьмы, длинноволосые, в разноцветных накидках, с безобразными лицами. Среди них мелькали духи, которые были известны Святополку по рассказам жрецов и кудесников: кикимора, маленькая горбатая старушка в лохмотьях; банник с лохматыми руками; баечник, насылавший кошмары; полевик с бородой из колосьев и травянистыми волосами; полудница, страшная, уродливая старушка; дивожены, безобразные, покрытые шерстью женщины; упыри – мертвецы, встающие из своих могил; волколаки, насильно обращенные в волка люди, а также дракон Яга, черный аист Вака, черная Кали. Все они кривлялись, плясали, кричали, указывая на Святополка:

– Чужой явился! Чужой явился! К Хозяину его! К Хозяину!

Ведьмы и духи окружили его со всех сторон и привели к мужчине, сидевшему на гнилом пне. Он был в одежде черного и красного цветов, голова его была козлиной, а ноги с копытцами. Святополк был поставлен перед ним.

– Убей его! Убей его! – бесновалась толпа.

Но тут вперед выступила Чаруша и проговорила безоговорочным тоном:

– Нельзя его убивать! Он – мой друг и соратник!

– Убей! Убей! Убей! – продолжали бесноваться ведьмы и духи.

– Пощади его, Хозяин! – продолжала настаивать Чаруша.

Хозяин поднял руку со скрюченными пальцами, заросшими длинными волосами, из которых виднелись острые когти. Все стихли.

– Нельзя убивать наших друзей, – дребезжащим, козлиным голосом произнес Хозяин. – Не по нашим это правилам. Отойдите от него и дайте свободу! А в знак того, что он с этого момента становится членом нашего сообщества, я налагаю на него свою метку!

И, подойдя к Святополку, он приложил свою ладонь к его груди, Святополк почувствовал сильное жжение, но оно тотчас прошло.

– А теперь отойдите от него и никогда не преследуйте! – приказал Хозяин, возвращаясь на гнилой пень.

Толпа шарахнулась от Святополка и скоро забыла о нем. Он смог перевести дыхание и вытереть пот, который вдруг обильно начал течь по его лбу.

– Какое у нас на сегодня назначено увеселение? – спросил Хозяин.

– Свадьба лягушки и ужа! – хором прокричали ведьмы. – Просим твоего разрешения! Просим! Просим!

– Пусть будет так! – изрек Хозяин. – Ведите их!

Появились лягушка и уж больших размеров и безобразного вида. Уж извивался вокруг своей возлюбленной и лизал ее длинным раздвоенным языком, а у нее глаза заходили под лоб от удовольствия и умиления. Их провели к насыпному холмику с деревянным истуканом какого-то языческого божества, рядом висел медвежий череп; вокруг холмика зажжены были костры; все это напоминало языческое капище. Возле костров ходил упырь, костлявый, с синей кожей и желтыми глазами, он изображал жреца. Лягушку и ужа подвезли к капищу, упырь стал читать абракадабру, состоявшую из бессмысленного набора слов, а потом провозгласил их мужем и женой.

– Пляшем! Пляшем! Пляшем! – закричали все и начали прыгать, кричать и кривляться, как видно, это называлось у них пляской. Но заметил Святополк, что не просто так прыгали и скакали они, а делали это попарно, повернувшись спиной друг к другу.

К нему подбежала Чаруша, глаза ее горели безумным блеском, она схватила его за руки и стала кружить вокруг себя, все быстрее и быстрее.

– Веселись! Веселись! Веселись! – задорно выкрикивала она звонким голосом.

Вокруг него все стало мелькать и кружиться, деревья, фигурки ведьм и духов, звезды и костры слились в единый феерический круг, ему стало не хватать воздуха, он начал задыхаться, в голове мутилось, он чувствовал, что теряет сознание…

Очнулся Святополк на лавке в избе Чаруши, укрытый лоскутным одеялом, будто никуда не улетал, а лежал все это время недвижимым, в одном положении[4]. Огляделся. Брезжил рассвет, где-то недалеко трижды прокричал петух, возвещая утреннюю зарю. На кровати покоилась Чаруша, она мирно спала. Недоумевая, он встал, долго смотрел в ее лицо. Оно было неподвижно, только какие-то неясные тени ходили по нему, как видно, отражая ее видения.

Постояв некоторое время, вышел и направился в дом жреца. Там все были во власти сладкого утреннего сна. Святополк подошел к своей кровати и нырнул под одеяло. В его голове мелькали картины ночи, но усталость переборола, и он будто провалился в черную, бездонную пропасть.

Его отсутствия в семье жреца никто не заметил, за завтраком разговоры шли об обыденном. А он сидел как на иголках. Ему хотелось пойти к Чаруше и выведать, что с ним произошло. Было ли это на самом деле или только приснилось? Он лег вечером на лавку, укрывшись одеялом, и проснулся в том же положении. Выходит, он никуда не улетал. Но тогда откуда взялось черное пятно на груди, недалеко от сердца? Он его видел, трогал, оно не болело, не беспокоило, но существовало… А главное, врезались в память удовольствие, наслаждение и блаженство, которые он испытывал во время полета и в течение ночи, и ему хотелось повторения. Желание было таким жгучим и непреодолимым, что Святополк воспользовался первым случаем, чтобы сбежать от жреца. Он спешил к Чаруше.