Я взялась за ведро, воду в нем следовало бы поменять. А еще подумала, что этак мы до утра с уборкой провозимся.

- Погоди, - Томас перехватил руку. – Не таскай тяжести. Я сам.

Сам.

Ну да, самому проще…

- Значит, драконы принялись за переселенцев?

- Вроде того… люди стреляли драконов. Драконы… они ведь знают, что добыча, а что нет. Поэтому никто здесь коров не пытается завести. Овечек вот пробовали, но они слишком нервные, пусть бы их никто и не драл. А вот коров так и вовсе за добычу считают. Мы же… мы  и нужны не столько, чтобы кормить их, а чтобы приучать к себе.

Томас молча поднял меня и усадил на кресло, аккурат на розовый свитер.

- Да я и сама могу.

- Можешь, - не стал спорить он, отжимая тряпку. – Но наши тут… набедокурили, мне и убирать. А ты уже потом… я вообще пару лет часть дома снимал. Не сам. Четверо мы скидывались, так оно проще. И дешевле. И вообще…

Пол он скоблил весьма ловко, сметая грязь во второе ведро. Кажется, в нем Дерри некогда держал песок.

- Если дракон с детства привыкает к людям, он не станет на них охотится. Поэтому дикие и опасны. Дикие знают, что все, что меньше их, - это добыча… а дракона и из нынешнего ружья не так просто взять. К счастью.

- Найдутся охотники?

- Всегда найдутся. Время от времени приходится воспитывать идиотов, которые решили, что им закон не писан, а штраф не так уж и велик. Или просто захотят показать, какие они крутые. С драконами так нельзя. Драконы… они ведь и убить могут. А потом будут расстраиваться.

Милдред лежала поперек кровати. На животе. Уложив голову на руки. Она наблюдала за человеком, которого пора было бы выставить из жизни, пока она не слишком привыкла к его присутствию.

Лука делал вид, что не замечает взгляда.

Он двигался плавно, текуче, что было удивительно для огромной нескладной его фигуры. И остановившись в углу, он замирал, чтобы в следующий миг сделать шаг назад.

Обернуться.

Вздохнуть.

- Что не так? – спросила Милдред.

Ночью говорить было как-то проще. И пусть она понимала, что эта простота существует исключительно в ее голове, но…

- Все не так, - он поскреб щетину, которая пробивалась и на щеках, и на макушке. – Все с самого начала не так. Смотри. Сколько в этом городке народу? Пять тысяч человек. Это ж вообще…

От него и пахло зверем.

Немного.

- Пять тысяч – не так и мало, - она потянулась.

Было хорошо.

И неправильно.

То есть, где-то в глубине души шевельнулась совесть, упрекнула: Майкл пропал, девочки погибли и трупов, если Милдред правильно поняла, скоро станет больше. Ей бы переживать, а не наслаждаться этой украденной минутой покоя.

- Все у всех на виду. И вроде каждый про соседа что-то да знает. Только нам с этого знания… мэр потребовал, чтобы я задержал Эшби. Я бы и задержал, но на каком основании? Пожар? Не смешно. Это его имущество. Он может и дом сжечь, коли желание возникнет. Да и…

Лука махнул рукой.

- Ненормальная мамаша, которая утверждает, что ела человечину? И убеждена, что сын ее – порождение зла? Рожа симпатичная? Это все не то… дом перерыли.

Милдред кивнула.

- Я просил их не лезть, потому что Чучельник не идиот, чтобы держать Майкла в доме. И вообще… вот скажи, как можно похитить мага?

- Понятия не имею.

- И я не имею.

Лука сел на кровать, и Милдред провела ладонью по темной его спине.

- Успокаиваешь?

- И утешаю.

Она потерлась щекой о темное его плечо.

- С Эшби не все так просто. С Лукрецией. Она не идет из головы. И не столько рассказ, сколько сама она. Знаешь, я ведь видела похожее. Слышал про Проклятую падь? – Милдред закуталась в покрывало. По ночам становилось прохладно.

- Это та, где семейка ненормальных держала гостиницу?

Они не выглядели ненормальными. Нет, на первый взгляд и Милош Подольски, и супруга его, пухленькая улыбчивая блондинка, казались людьми весьма милыми.

Трое детей.

Старшему двадцать один. Близнецам по шестнадцать.

- Они и вправду…

- Убивали? Да.

- Нет, про это я знаю.

Под лопаткой у Луки шрам в виде белой звезды, которую хочется накрыть ладонью. И Милдред накрывает, пытаясь угадать, когда и где был получен этот шрам. В деле наверняка есть. Но она не станет заглядывать в его дело. Это как-то… неправильно.

- И ели. Да. Не всех, иначе хватились бы раньше. Время от времени, когда появлялся кто-то, кого они считали достойным своего, гм, стола. Юноша или девушка, не старше двадцати пяти, без вредных привычек, которые портят вкус. Так он мне сказал.

Лука обернулся.

И во взгляде его Милдред прочла вопрос.

- Я пытаюсь понять, как они думают. Это важно. Сколько лет подряд Чучельник убивал, оставаясь незамеченным? А Подольски? О нем ведь узнали практически случайно, когда они ошиблись, неправильно рассчитали дозу снотворного? И есть ведь другие. И эти другие убивают, пусть не каждый день, но все равно убивают. И пока мы будем отрицать необходимость исследования подобных людей, они продолжат скрываться среди обычных. И убивать продолжат.

- Когда ты злишься, у тебя глаза темнеют.

- Я не злюсь.

- Ага.

- И вообще… - Милдред дернула плечом. – Дело не в этом. Не в Подольски даже… то есть, и в них тоже. Когда я говорила с ними, то обратила внимание, что дети их ведут себя иначе. Им поставили шизофрению, но это была не она. У шизофрении есть довольно четкая симптоматика, и кое-что выбивалось из общей картины. Да и ситуация, когда все дети в одной семье заболевают шизофренией при том, что ни родители их, ни предки до пятого колена не имели в анамнезе признаков сумасшествия, необычна.

- То есть, есть человечину нормально?

- То есть Миклош отдавал себе отчет в своих действиях. Более того, он сказал, что лично ничего против убитых не имел, просто привык к подобному мясу. Он эмигрант. Старый свет. И в детстве ему случилось пережить голод. Его сестры умерли, и мать… использовала их тела, чтобы спасти оставшихся детей.

Лука молчит.

И не спешит говорить, что это отвратительно.

- Миклош запомнил вкус. Дело было в сильнейшем потрясении, которое он испытал. В страхе смерти. В спасении. Эти эмоции вместе его изменили. А вот с его детьми все иначе. Справедливости ради, внимание на этот случай обратила не только я. Доктор Харвеус отметил некоторые физиологические изменения, которые позволили говорить о некой инфекции, предположительно связанной с употреблением в пищу человеческого мяса. Подобные же симптомы появились и у Миклоша. И у его супруги, тогда как работники, служившие на ферме и питавшиеся за одним столом с хозяевами, за исключением особого меню, были здоровы.