– Учитывая услышанную информацию, сомневаюсь в успехе своего визита, – вздохнула я, – навряд ли от тетушки со сдвигом можно ожидать разумных речей.

Купер не стал спорить.

– Что ж, вероятно и такое! Но мне сказали, что несколько раз в день у пациентки бывают просветления. И еще. Предполагаю, что Евсюкова может получать от Тани письма или хотя бы открытки. При Наталье Михайловне постоянно находится медсестра, поболтай с ней, она может рассказать, кто навещает ее подопечную, какие известия она получает. Вдруг ей изредка звонят? На конверте может быть обратный адрес, и там точно есть штемпель, а это ниточка. Если знать день, когда Евсюкову попросили подойти к телефону, то можно отследить звонок. Пожалуйста, помоги мне выполнить просьбу умирающего друга.

Я задумалась, не зная, что сказать.

– Не бойся, я отправляю тебя не в страшную муниципальную больницу, где работают звероподобные санитары и бродят буйнопомешанные поднадзорные. Интернат, в который поместили Евсюкову, находится в симпатичном трехэтажном особняке, его содержит Леонид Гарбузов, богатый человек, не желающий афишировать свою благотворительную деятельность. Не знаю, по каким параметрам отбираются подопечные, но все они одинокие, с психическими проблемами, однако буйных или совсем неадекватных среди них нет. К каждому постояльцу приставлена медсестра, которую в приюте предпочитают называть «подругой». Там вообще подчеркивают: у нас не медицинское учреждение, где насильно удерживают пациентов, а нечто типа дома отдыха. Если человек захочет, то в любой момент может уехать домой. Однако никто из жильцов такого желания не высказывает. Сейчас в интернате проживает трое мужчин и пять женщин. Наталья Михайловна вполне бодра, они с сиделкой много гуляют по окрестностям, ходят на станцию. Там открыт торговый центр, при нем кафе. Женщины его посещают. У Евсюковой есть деньги, она же получает пенсию, которую на еду, лекарства и коммунальные услуги не тратит. Кроме того, главврач заведения всегда дает тем, кто решил дойти до местного молла, небольшую сумму на покупку каких-нибудь милых сердцу безделушек и чашку чая с пирожными. Так как, ты съездишь? Завтра съемка должна закончиться в четыре.

– Хорошо, – согласилась я. – Мы начинаем работать в девять утра в районной поликлинике. Понятия не имею, что там делать будем, но Роза обещала закруглиться не позднее шестнадцати часов.

– В интернат можно приехать до девяти вечера, я сброшу тебе адрес, – засуетился Куп. – А теперь вот, смотри…

Гость сунул руку в карман летнего пиджака, вытащил красную бархатную коробочку и открыл ее.

– Какие необычные! – воскликнула я, рассматривая крупные серьги с яркими фиолетовыми камнями. – Выглядят старинными. Хотя я плохо разбираюсь в антиквариате.

– Они современной работы, – улыбнулся Купер. – Примерь, тебе должны пойти.

Я смутилась и стала отнекиваться.

– Спасибо. Красивые подвески, но я не ношу такие. И прости, Купер, но у меня есть правило: никогда не брать дорогих подарков от мужчин.

Собеседник хмыкнул.

– Экая ты… самостоятельная.

– Не обижайся, – продолжила я. – Мы с тобой знакомы недавно, сережки недешевые и…

Купер постучал себя пальцем по лбу.

– Вот же кретин!

– Вовсе нет, – улыбнулась я, – скорей уж это я идиотка с принципами.

– Извини, Степа, это не подарок, – забормотал Купер, – надо было сразу тебя предупредить.

Я смешалась.

– Глупо вышло. Но ты просил надеть серьги, поэтому я подумала…

– Сейчас объясню, – перебил меня гость. – Перед тобой камеры.

– Камеры? – повторила я. – Видео?

– Да, новейшая разработка шпионской аппаратуры. – Купер улыбнулся. – Меня взволновал факт доставки к двери квартиры Монаховых посылки со странным содержимым. Это явно дело рук сдвинутого по фазе перца. Он, вероятно, наблюдает за Кириллом и Антониной. Супруги не обращают внимания на посторонних, а завтра в поликлинике их будет много. Что, если среди толпы окажется тот, кто придумал эту мерзкую шутку? Ты сможешь его узнать?

Вопрос меня поразил.

– Конечно нет. Я не представляю, как выглядит идиот, я же его никогда не видела. И может, это вообще женщина.

Купер усмехнулся.

– Ну и я не обнаружу в толпе гаденыша. А вот визуолог его безошибочно отыщет.

– Кто? – не поняла я.

– Психолог, работающий в отделе поведенческого анализа ФСБ, – пояснил собеседник. – Специалист сумеет вычислить преступника в скоплении народа.

– И как это делается? – полюбопытствовала я.

– Понятия не имею, – пожал плечами Купер, – да и не стоит вдаваться в тонкости процесса. Психолог посмотрит запись с камер в серьгах, и, возможно, прямо завтра мы вычислим пакостника. Кроме того, когда ты будешь беседовать с Натальей, подвески запишут и слова, и картинку. Тебе ничего запоминать не понадобится. Просто съезди в интернат и постарайся разговорить Евсюкову. Диктофон ее может насторожить, а серьги не напугают – висят себе в ушах посетительницы.

Я взяла одну серьгу и начала ее внимательно рассматривать.

– Ничего не вижу! Просто фиолетовые, красиво ограненные камни в оправе из золотых ангелочков. Где камера? Как она работает? От батарейки? Ее надо заряжать?

Купер вынул из коробочки вторую серьгу.

– К своему стыду, я совершенно не разбираюсь в технике, просто пользуюсь плодами научного прогресса. Да и тебе заморачиваться, как устроена аппаратура, не стоит. Сечешь, как мобильный фурычит?

Мне стало смешно.

– Нет. Я техническая идиотка.

– Зато прекрасно превращаешь монстра в Белоснежку. Поколдуешь кисточками, и красота получается. Ну, надевай серьги, – приказал Купер.

Я покорно воткнула подвески в уши, встала и пошла в ванную.

– Супер! – восхищался шедший следом Купер.

Я оглядела себя в зеркале.

– Они слишком массивны, прямо бросаются в глаза, перетягивают на себя все внимание. Опасное украшение.

– Почему? – не понял Купер.

Я постаралась объяснить.

– Ну, это как ярко-красное платье. Если женщина в таком наряде войдет в комнату, никто из присутствующих не заметит ее лица, всем в глаза кинется одежда, она визуально «убьет» хозяйку. То же с этими серьгами – фиолетовые камни притянут взоры окружающих, отвлекут их от внешности владелицы.

– Здорово, – хмыкнул Купер, – можно не умываться, не пудриться, не стараться красиво выглядеть. Нацепила в уши бижутерию – и не нужна шапка-невидимка. Ты завтра когда из дома уедешь?

– Рано, – пригорюнилась я, – около восьми. Я несчастная сова, которая вынуждена петь жаворонком.

– Приеду в семь и помогу тебе одеться, – пробубнил Купер, успевший запихнуть в рот пирожок с мясом.