Стройный и хрупкий, он не очень увлекался лыжами, но любилверховую езду. Он мог ездить только на спокойных лошадях, «лошадках дляпижонов», однако приезжал на выходные дни в ковбойской одежде.

Сейчас на нем были ковбойские сапоги, стетсон с широкимиполями, ковбойские брюки, тяжелый ремень ручной работы с серебряными клепками.

Карлотта открыла дверь и, ожидая, смотрела, как он пересекалих двор.

– О, Харви! – воскликнула она. – Я так рада тебя видеть. Яочень надеялась, что ты приедешь.

– Привет, Карлотта. Я как раз думал, свободна ли ты. Какнасчет хорошей прогулки верхом?

– Ты, видимо, выехал еще до рассвета?

– Конечно, червячок ранней птичке достается.

– Не думаю, что это для меня.

Он рассмеялся:

– Так будем кататься? А как насчет завтрака? Я здоровоголоден.

– Входи, Харви. У нас тут ужасная беда.

– Что?

– Ужасная беда.

– У кого беда?

– У мамы и у меня.

Он обнял ее за плечи и провел с крыльца в дом.

– Так что случилось?

– Ты знаешь Артура Кашинга?

– Я слышал о нем, – сказал он неожиданно резким голосом. –Вообще-то я слышал, что ты здесь с ним заигрывала.

– Катались на лыжах, вот и все… Харви, он мертв. Его убилиэтой ночью.

– Что?

– Я не знаю, как это сказать, но… Ну, все выглядит так,будто это сделал кто-то из нас.

– Кто-то из вас? Карлотта, да о чем ты говоришь?

– Мама.

– Ты хочешь сказать, что твоя мать…

– Нет, нет! Я не хочу сказать ничего подобного. Я лишьпытаюсь тебе объяснить, что случилось и что происходит.

– Твоя мать сейчас здесь?

– Нет, она в городе.

– Ладно, давай зайдем и побыстрее разберемся.

– Послушай, – проговорила она в отчаянии. – Я хочу всесказать начистоту. Я лично не думаю, чтобы мама могла иметь к этому хотькакое-то отношение. Я лишь пытаюсь объяснить, что есть улики, косвенные улики,из-за которых все выглядит… Ну, выглядит плохо.

– Выдвигал ли кто-нибудь обвинение или что-то в этом роде? Аполиция?..

– О да. Полиция была, они задавали вопросы и все такое.

– И при этом давали понять, что подозревают твою мать в?..

– Маму или меня.

– Ладно, давай по порядку. Что я должен, по-твоему, сделать?Сколько у нас времени?

– Мама была у мистера Мейсона.

– Ты имеешь в виду Перри Мейсона?

– Да, он здесь. Он остановился в одном коттедже на несколькодней. Это дом одного из его клиентов.

– И что говорит мистер Мейсон?

– Мистер Мейсон велел мне ничего не говорить полиции… Вобщем, я так и поступила.

Харви Делано произнес с сомнением:

– Перри Мейсон – великий адвокат, очень известный юрист, ноя не уверен, что я бы это одобрил. Он привык защищать другую категориюклиентов. Это скорее, чем что-либо другое, навлечет на тебя прямое подозрение.

– Думаю, мистер Мейсон этого и хочет.

– Да почему же?

– Потому что он думает, что моя мать стреляла в Артура, ихочет все запутать, чтобы полиция не знала, кого арестовывать, опасаясьошибиться, если поспешит.

– Это позволит немного затянуть время, но ненадолго.

– Я знаю… Харви, посоветуй же, что делать. Если бы я думала,что мать убила его, чтобы защитить меня, я бы… В общем, я не позволила бы ейвзять на себя вину.

– О чем ты говоришь?

– Именно об этом. Я не могла бы ей позволить. Я скорее взялабы ответственность на себя.

– Карлотта, ты что, с ума сошла?

– Нет. Если она сделала это, Харви, то сделала ради меня.

Харви сел на стул и сказал:

– Сколько у нас времени до того, как мать вернется?

– Не знаю. Наверное, полчаса.

– Хорошо. Изложи мне факты. Кого представляет Перри Мейсон?

– Ну, наверное, он представляет нас обеих.

– Это не очень хорошо.

– Я знаю.

– Это ты убила его, Карлотта?

– Боже, да нет! Харви, неужели ты думаешь, что я способнакого-то убить? Я здорово разозлилась, но я только дала ему пощечину и ушла.

– Ладно. Его убила твоя мать?

– Все так выглядит… Я должна быть очень осторожной сословами… Но все выглядит так, будто кто-то из нашего дома… Видимо, это сделалакакая-то женщина, но если это была мама, я не могу понять ее действий. Еепоступки намеренно указывают на мою виновность.

– Какие, например?

– Я ехала домой и проколола колесо, бросила машину и пошлапешком. Кто-то из нашего дома, какая-то женщина, ходила к коттеджу Кашинга,потом подошла к брошенной машине, закинула револьвер в кусты, снова пошла ккоттеджу Кашинга и потом вернулась сюда. Правда, следы на инее былинедостаточно отчетливы, чтобы определить, чьи они, но достаточно ясны, и ониведут к нашему дому. Мы сказали неправду полиции. Мама старалась менявыгородить… Это самая ужасная неразбериха, какую ты можешь представить.Поначалу я думала, что мама, говоря неправду, хотела защитить меня. А сейчас я…О, Харви, я так боюсь, что она пытается прикрыть что-то ужасное!

– А что, если ты начнешь сначала? Расскажи мне все, чтослучилось и что я должен делать.

– Я не хочу, чтобы ты что-то делал. Я только хочу, чтобы тыпонял… Это будет такая кутерьма… Мое имя появится в газетах. Будет многосплетен, инсинуаций, будут говорить, что… Ну, я хотела, чтобы ты знал, чтобы тыпонял, а потом будь что будет.

– Хорошо, что я должен понять?

– Есть косвенные улики. Прошлой ночью иней появился где-тооколо полуночи – кажется, никто не знает, когда точно. Мы с Кашингом поужинали,и я была там. После ужина он показал мне несколько фильмов о том, как мыкатались на лыжах.

– Что дальше?

– Потом он перешел к действиям, и я поставила его на место –или мне показалось, что поставила, – он становился все грубей и назойливей, и ядала ему пощечину. Он схватил меня, даже блузку разорвал. Я еще раз ударила егосильно, как могла, и вышла… У него нога была сломана и в гипсе. Если бы не это,не знаю, что могло бы случиться. Он… Боже, Харви, казалось, ему было наплеватьна последствия.