А дальше она рассказала мне вот что. Ее будущий муж, в отличие от нее, думал не только о работе. Он был настолько покорен ее талантами, что вскоре заговорил о свадьбе. Ему, дескать, всегда мечталось именно о такой спутнице жизни, как она, равной ему и в уме, и в делах. Компания станет семейной, и вдвоем они отлично будут справляться. С одной стороны, она была счастлива получить предложение, с другой – сбита с толку. Согласиться означало бы лишиться работы в том виде, в каком она знала и любила ее, предстояло перестроить все – от того, какую роль она станет теперь играть в компании, до того, в какую одежду будет одеваться. По ее словам, все внутри нее противилось статусу супруги президента, и в то же время новая жизнь и новые обязанности ее влекли. Но самым волнующим оказалось другое – он настаивал, чтобы у них появился ребенок. Я никогда еще не встречал женщины, которая говорила бы о ребенке с таким ужасом и трепетом одновременно. Казалось, сама идея о том, что у нее может быть ребенок, представлялась ей чем-то немыслимым и невозможным. Видно, родители здорово обработали ее в свое время, иначе чем объяснить, что только теперь ее как обухом по голове ударило и вдруг захотелось родить? Ее рациональный ум подсказывал, что надо поторопиться, чтобы сделать это до того, как стукнет сорок, но тут у них вышло примерно то же, что с Новым годом – из-за работы оба колесили по миру и встречались урывками, так что ребенком и не пахло.

– Вы же понимаете, – с улыбкой смущения обратилась она ко мне как к старшему товарищу, уже заимевшему потомство, – этот процесс нужно как-то контролировать, попадать в определенные дни… Да и мне уже не восемнадцать.

Тогда он пошел на решительный шаг – настоял на том, чтобы она взяла отпуск и не возвращалась к работе, пока не решится их главный вопрос.

– Мы собирались сделать это в прошлом году, но это было нереально: мы реструктурировали компанию, без меня бы они не справились, и я уговорила его дать мне еще немного времени. Сначала мы перенесли наш план на весну, потом отложили до лета. Но дел меньше не становилось. Потом вскрылась растрата в одном из филиалов, потом на нас подали в суд, потом… это, впрочем, не важно. Одним словом, осенью я снова погрузилась в работу, и в нашем главном вопросе никаких подвижек не происходило. И тогда моему мужу пришла гениальная мысль. Он дал мне срок до католического рождества, когда наши партнеры как раз уходят на каникулы. И сказал: что успеешь до этого дня, на том и остановишься, двадцать четвертого я увожу тебя из Москвы, и больше ты о работе не вспоминаешь. Так он и поступил. Вот, видите, – она достала из сумочки телефон, – я уже четыре дня живу с этим телефоном, здесь только личные номера – его, папы с мамой и еще двух моих подруг. Все рабочие аппараты он забрал. Видите, какая тишина. Вы не представляете, как это мне непривычно. У меня всегда столько звонков, я даже ночью отвечаю. А теперь вот могу спать по ночам спокойно. Правда, с непривычки не спится. Совсем не могу спать, чего-то не хватает…

Она сказала, что и в Лондон он вылетел по ее делам. Надо было ехать ей, но он не позволил, мол, пора ему и всем остальным учиться справляться без нее, а она должна отдыхать и набираться сил.

– Он даже не разговаривает со мной о работе. А если кто-то ему звонит, выходит на балкон, чтобы не тревожить меня всякими новостями, знает, как я буду переживать.

Все это, несомненно, доставляло ей удовольствие, но и приносило немало переживаний. Я заметил, с какой грустью она вздохнула, когда говорила о рабочих звонках, видимо, ей и вправду нелегко было привыкать к новой жизни. Теперь понятно, почему пригодился даже мой словарь. Что ж, я должен был признаться себе, что ошибался на счет ее мужа. Выходит, он старался изо всех сил, чтобы отвлечь ее от мыслей о работе и настроить на нужный лад. Пожалуй, его можно было понять. Я попытался поставить себя на его место и почему-то сразу подумал о дочке. Кто знает, может, и я бы лез из кожи вон, если б надо было предпринять что-то специальное для ее появления на свет. Мы еще немного поговорили о том о сем и поехали обратно в отель.

Вечером я собирал вещи и делал звонки. Чтобы не терять времени утром, пошел рассчитаться за номер и снова встретил там Карлоса. Мы обнялись на прощанье.

– Приезжай еще! – приглашал он меня со всей искренностью. – И привози свою книгу. Только на испанском! Мне так хочется узнать, о чем ты пишешь. Договорились? Смотри, без книги не пущу в следующий раз!

На закате, по традиции, я спустился на Черный пляж. Маленькая бухточка всегда напоминала мне кинотеатр – с трех сторон окружена черными скалистыми стенами, а впереди длинное мелководье, садишься на песок, как в кресло, и наслаждаешься плеском воды и звездным небом. Благодаря скалам здесь никогда не бывает ни волн, ни большого ветра, но самое удивительное – это цвета, которые появляются на закате. Наверху тот же самый океан бурлит синими волнами и сияет как персик в лучах золотистого солнца, а здесь из-за темного вулканического песка все окрашивается в странные черно-белые тона, до того непривычные глазу, что, чем ниже садится солнце, тем быстрее хочется бежать отсюда. Меня увлекала эта игра света и чувства. Я много раз проверял, и каждый раз выходило одно и то же: в каком бы благодушном настроении я ни спускался сюда, с началом темноты меня продирало беспокойство и ничем не объяснимое чувство опасности – прямо мистика какая-то. В первый вечер, не разобравшись, в чем дело, я бросился в номер и стал названивать жене, уверенный, что дома что-то случилось. И в другие вечера я, хоть уже и знал об этой особенности, все равно не мог противостоять пронизывающему чувству тревожности, которое отпускало сразу, стоило мне только подняться наверх. Будь у меня в черновиках какая-нибудь крученая история с душевным надломом и драмой, я поместил бы героя сюда, в эту черную комнату из острых скал, длинных теней и мистических, непонятно откуда взявшихся переживаний.

На обратном пути я краем глаза заметил в холле свою знакомую. Она была сама на себя не похожа, фурией металась взад-вперед с телефоном у уха и чихвостила кого-то во весь голос.

– Плевать мне, что у них новый год! Ищите, где хотите! Чтобы сегодня все было у меня!..

Я пошел к дальнему лифту и поднялся к себе незамеченным – мы тепло распрощались несколько часов назад, и ни к чему было портить впечатления. Но не прошло и получаса, как она постучала в мою дверь. Вид у нее был совершенно спокойный, с обычной своей улыбкой она произнесла:

– Вы так меня выручили сегодня, мне захотелось отблагодарить вас. Поужинаете со мной? Я заказала столик на восемь. В «Бланко».

Она застала меня врасплох. Как раз в восемь, когда в Москве будет одиннадцать, я обещал связаться по скайпу с женой, чтобы пожелать спокойной ночи детям – узнав, что завтра я буду дома, они не на шутку разошлись и никак не хотели угомониться.

– Вот и отлично. Я подожду внизу, пока вы поговорите, и мы пойдем.

Сразу видно, что у нее нет детей. Она, наверно, думает, что поговорить с ребенком это все равно, что сделать деловой звонок – сказал, что хотел, и повесил трубку. У нас разговор мог продлиться гораздо дольше, дети наверняка захотят от меня сказку, и я, конечно, буду рассказывать, пока они не заснут. К тому же, положа руку на сердце, мне вовсе не хотелось идти на ужин. Да и зачем, ведь мы с ней уже попрощались? Мысленно я был уже дома, с детьми, минуту назад мы обсуждали с женой мой завтрашний приезд, она собиралась встречать меня в аэропорту, я отговаривал – но не слишком рьяно, мне нравилось, что она хочет приехать за мной сама. Так что я извинился как мог и сказал, что вынужден остаться сегодня в номере. Мой отказ расстроил ее сильнее, чем я мог подумать. Взгляд у нее потемнел, и она сказала упавшим голосом: