Мне пришло в голову, что я могла бы подождать Грея здесь, на кухне. Он же живет в соседнем номере. Скоро спустится по лестнице. Но гордость взяла верх. Не стоит показывать ему свой страх. Откажется еще тренировать. К тому же с этими трейсерами никогда не знаешь наверняка, через что они решат выбраться из дома – через дверь, как все нормальные люди, или через окно, как... как... как трейсеры.

Я заметила чайник и решила заварить чай или кофе, позаимствовав пакетик того или другого у соседей, точнее, у соседки: на одном из шкафчиков висела табличка «Доминик». Я открыла его, но там, к моему потрясению, лежал только один предмет. Луковица. Огромная рыжая луковица с чуть проросшими перьями на макушке. Вот это у нее диета! И стоило из-за луковицы табличку на шкафчик вешать? На нее точно никто не позарится.

Со вздохом я закрыла шкафчик и проверила остальные. Посуда, приборы, кастрюли, горчица, лавровые листики, какие-то чипсы и (неожиданная роскошь) тростниковый сахар. Вообще-то, в стоимость нашего проживания входили завтраки, но что-то слабо представляется, как мадам будет их готовить из такого продуктового набора. Я, конечно, никогда не пробовала жареный сахар с горчицей или отварные чипсы с лавровым листом, но что-то подсказывало мне, что те двое, чьи фотки в траурной рамке стоят в гостиной, не слишком долго протянули на диете мадам.

Я решила просто выпить горячей воды перед выходом на улицу. Меня слегка знобило то ли от волнения, то ли от недосыпа. Включила чайник, но он вдруг зашумел на весь дом, и я испуганно выключила его, подавляя желание нырнуть под стол, если вдруг кто заявится.

Чайник стих.

– Ну и ладно, – пробормотала я, сунула в рот кусок тростникового сахара и только собралась его прожевать, как вдруг из гостиной послышался какой-то звук.

Я насторожилась. Дверь на кухню не открывали. Я сделала это сама и заморгала, привыкая после светлой кухни к темноте гостиной. Потом достала фонарик. Его свет запрыгал по креслам, стенам, столу, и тут я заметила, что в пепельнице на столе что-то белело.

Я подошла к столу и вытащила из пепельницы обрывок листка. Расправила его, посветила фонариком. На листке, обугленном со всех сторон, были написаны изящным почерком наши имена. Veronika et Gayane.

Какое-то нехорошее ощущение, словно липкая змея, поползло по моему позвоночнику. Почему кто-то (скорее всего, мадам!) сжег записку с нашими именами? Я невольно глянула на фотографии дядек и заметила, что под каждой из них тоже что-то белело. Я обошла стол и осторожно вытащила из-под фотографий листочки. Это были два письма, оба на французском, но на разной по качеству бумаге и написанные разным почерком. Письмо под фотографией скрипача было написано размашистым почерком, а второе, под фотографией строгого дядечки, – мелким и убористым. Я без труда соотнесла почерк с фотографиями. Ясно, что первое писал человек творческий, то есть скрипач, а второе – вот этот стриженый педант со строгим взглядом.

Оба письма начинались одинаково: «Розетт, мон амур». Розетт Пуарэ – так звали мадам. Значит, оба дядьки писали ей.

Почерк на сожженном листочке отличался от этих двух. Наверное, он принадлежал мадам. Значит, она тоже что-то писала, а потом сожгла? Сожгла наши имена? Может, она колдовала, чтобы отправить нас туда, где педант и скрипач? И скоро на полке появятся новые фотографии улыбающихся девочек?

Фонарик выпал из моих рук, закатился под стол, и тут я, к своему ужасу, заметила, что дверь в комнату мадам медленно открывается... в проеме уже виден ее силуэт, а в руках у нее свеча.

Я сжала в кулаке листочек и бросилась к выходу. Бог с ним, с фонариком, тут бы живой остаться!

Выскочила на крыльцо и выбежала на дорогу, тяжело дыша.

По дороге медленно катил тележку пожилой бородатый араб в пестрой шапочке и красном фартуке. На тележке было написано «hot», а вместо слова «dog» нарисована сосиска. Араб с интересом оглядел меня, особенно его заинтересовали растянутые штаны, потом улыбнулся и беззвучно что-то проговорил. Насколько я могла разглядеть в свете фонаря, он сказал: «Хеллоу! И это простое доброе слово немного успокоило меня. Я поняла, что сахар все еще у меня за щекой, и прожевала его.

Грей уже ждал меня на площадке. Сидел на заборчике, слушал плеер. Значит, все-таки вылез через окно.

– Ты чего такая напуганная? Если боишься...

– Ничего я не боюсь! – сказала я, раздосадованная. – Погнали!

Он пожал плечами, вытащил наушники из ушей и сунул плеер в рюкзак.

– Что ж... Погнали!

Я хотела перелезть через заборчик, но он остановил меня знаком.

– Потом туда залезем. Сначала тренируемся тут.

– Тут? – удивилась я, оглядываясь. У детской площадки стоял только фонарь. И росло несколько деревьев. На них, что ли, будем карабкаться?

– Тут. Прежде всего – бег. За мной!

И он побежал вокруг площадки.

– Какой бег?! А по крышам прыгать?

Он только ухмыльнулся. Пришлось последовать за ним. Так мы и бегали, как два идиота, вокруг детской площадки, освещаемой только фонарем, пока я не начала задыхаться.

– Может, хватит?

– Хватит, – согласился он, но не остановился, – а теперь приставной шаг!

– Но у меня уже в боку колет!

– А ты вдыхай и выдыхай на счет. Раз-два – вдох, три-четыре – выдох!

Я попробовала, стало полегче, но потом я опять сбилась. Потому что задумалась: ладно – бег, но приставными шагами-то зачем скакать? Может, он надо мной издевается?

– Грей, а зачем все это?

– Ты же сама сказала: погнали!

Нет, он точно издевается! Отворачивается и смеется!

– Бежим спиной вперед!

Меня взяла злость. Ах, он думает меня уморить? Что ж, посмотрим! Я так просто не сдамся. Спиной вперед?! Пожа-а-алуйста! Не успела я это подумать, как врезалась в фонарный столб.

– Ты как? – спросил он, подбегая, но мне показалось, что он снова ухмыляется.

– Чудненько! Погнали дальше!

– Тогда бег спиной вперед, но смотрим через левое плечо!

– Это чтобы в фонарь не врезаться?

– И для этого тоже.

Некоторое время мы просто молча бежали. Потом он сказал: «Стоп». И встал напротив меня, прохаживаясь туда-сюда, чтобы успокоить дыхание.

Моя надежда на прыжки с крыши на крышу таяла, как снег в садике нашей мадам, – быстро.

Потому что мой новый друг (или экзекутор, я пока не поняла) устроил мне самый обычный урок физкультуры (которые я не то чтобы обожаю). Наклоны вперед-назад-вбок, вращения то головой, то кистями.

– Зачем мы это делаем? – жалобно спросила я.

– Не останавливайся! Подпрыгивай на месте!

– Зачем?!

– Что именно – разминка? Разогреть мышцы. Подготовить их к выполнению...