Ромашка, мята и подорожник. Несколько молодых побегов малины. Медвяник. Главное, не дать перекипеть. Накрыть плащом и отставить в сторонку. Пусть остынет.

— Все погибли. — Я все-таки ответила, зачем — сама не знаю. — Возможно, что все.

Я ведь не знаю, что с братом. Он остался по ту сторону гор. Погиб? Выжил? Если да, то наверняка изменился. И, быть может, меня ненавидит. Будет забавно, если он свернет мне шею, но в чем-то закономерно.

Оден больше не лез с вопросами, а я вымещала злость на вороне, представляя, что вижу… кого?

…бывших соседей, ставших вдруг врагами?

…лагерную охрану?

…женщину, что сидела на приемке и отбирала вещи? Смена белья. Чулки. Ботинки. Остальное выдадут.

…других, работавших в карантине? Они обривали головы, но не со зла, а чтобы вши не завелись.

…хозяйку кухни, надевшую на меня ошейник? За воровство могли бы наказать сильней, а эта проявила жалость, пусть тогда эта жалость казалась мне пыткой.

…или тех женщин, с раздачи?

…или тех, кто нормы выдачи устанавливал.

…или лучше все же тех, кто вообще придумал эту нелепую систему.

…кто войну начал.

Кого мне ненавидеть? И снова в груди тяжелый ком, который мешает дышать.

— Эйо, ты хочешь чего?

Вопрос заставил меня очнуться. Да что за день такой? Я ведь уже научилась не думать, не вспоминать, не искать виноватых.

А тут он вылез.

— Хочу…

…чтобы родители воскресли и люди стали прежними, и городок, в котором я выросла, тоже. Чтобы не было войны и даже памяти о ней.

…и о храме забыть, который притворился домом.

…о Матери-жрице, танцующей под дождем, о молниях, что слетались ей на руки, позволяя выпить себя, о собственном стыдливом желании повторить этот танец.

…о свадьбе Ниоры и ритуале.

…о черных алмазах.

…о побеге и тени, заступившей путь, о ноже, который я стащила с кухни. И о захлестывающей, лишающей разума ненависти.

Сколько раз я ударила?

…о крови на собственных руках и во снах тоже, об игре в прятки на крышах домов.

…о дороге, такой бесконечной, — я уже и не верю, что когда-нибудь дойду.

Только надо быть реалистом.

— Хочу свой дом, пусть маленький, но такой, куда я могла бы возвращаться. Кровать хочу, и чтобы непременно с постельным бельем.

— Лен. Шелк — скользкий.

Не знаю, шелковое белье нам было не по карману, но поверю на слово.

— И ванна… и еще чтобы знать, что хлеб будет завтра, послезавтра… ну и не только хлеб.

— Мясо, — согласился Оден. — Перепелки в меду. Пироги. Черемша. Лось языка… язык лося.

В ближайшей перспективе нас ждет сушеный ворон с гарниром из мучных орехов, которые уже начали подсыхать, но о перепелках и прочих радостях жизни я помечтать готова.

— Мой род… сильный. Из Великих. Много денег. Земли. Я дам тебе дом. Райгрэ, — сказал Оден, ткнув себя пальцем в грудь, словно помимо него были еще кандидатуры.

Райгрэ… старший рода. Вожак. И если так, то он действительно способен дать и землю, и дом, и защиту.

— Нам все равно по пути. — На ту сторону одна дорога, но почему-то мне не хотелось давать обещаний. — Давай-ка тобой займемся?

Травы, вода и немного силы, которая меняет изначальные свойства. Я закрываю глаза, пытаясь сплести тончайшую сеть, это как кружево, только сложнее. С кружевом у меня никогда не выходило, и тут оно рвется, получается тяжелым, кривоватым, но какое уж есть.

В конце концов я альва лишь наполовину.

Крайт все-таки был хорош.

Он поставил якорь именно там, где наметил: в полулиге от городка. И контуры для сети создал прочные, пусть и несколько иной формы, нежели принято.

— Меньше энергии уйдет. Тут ребра жесткости так поставлены, что он сам себя поддерживает. — Крайт потер лицо, которое выглядело уже почти нормально. А рука по-прежнему на перевязи…

Бестолочь.

Виттар отбросил лишние мысли. Привычно осыпалась шелуха эмоций, а тело наполнялось знакомой силой: рудная жила легко откликнулась на зов. Тяжелели руки. Неподъемной становилась голова. И сам мир вокруг выворачивался наизнанку. Глухо, медленно стучало сердце земли, и оставалось лишь направить энергию в рукава.

Одна за другой разворачивались промоины порталов. Чужие переходы отзывались болезненным дрожанием пространственных струн, но Виттар гасил откаты. Последним открылся пятый рукав.

— Вперед! — Аргейм знал, что делать.

Первая двойка. Сам Аргейм, который взял под уздцы коня Виттара — момент перехода вызвал приступ головокружения и легкую дезориентацию, — и прикрытие арьергарда.

Другое место. Пустое.

Здесь не было знакомого плетения силовых линий, и мир оттого ощущался мертвым. Несколько мгновений потребовалось, чтобы прийти в себя и стабилизировать жилу. Она была далеко и в то же время рядом, готовая подчиниться его воле, питающая пять лучей.

Контуры и вправду держались неплохо, что в перспективе давало выигрыш во времени.

И все-таки чужая земля, неуютная, пусть отныне и принадлежит она детям Камня и Железа.

Поле. Зелень пшеницы, которая только собирается выбросить колос. Тонкая размытая полоска леса на горизонте. Слева городские стены, невысокие — давно уже не стены защищают города. Круглая дозорная башня с колоколом.

Грозный голос его летел над землей.

Крайт вертелся в седле, принюхиваясь.

Пахло землей. Навозом. Животными. Виттар привычно изолировал в сознании те запахи, которые его десятка принесла с собой.

…шагах в десяти куропатка сидит над гнездом.

…свежий лисий след вьется по краю поля.

…падаль в канаве.

— Райгрэ! — Крайт привстал на стременах. — В город не надо. Нам надо к лесу… Скорее. Нет, там не… не знаю, но если мы не успеем, будет плохо.

Лицо Аргейма дернулось: Крайт раздражал его своей откровенной слабостью, отсутствием надлежащего почтения к вожаку. Вместе с тем он понимал, что без этого бесполезного в бою щенка не обойтись. О да, он предпочел бы, чтобы жилы наградили ценным даром кого-нибудь более достойного.

Виттар потряс головой, избавляясь от привычной слабости. Арка сети была стабильна, вот только свободной силы остались крохи.

А Крайт, развернув лошадку, уже несся к лесу. Он почти распластался на конской шее и знай подстегивал животное.

— Без головы останется когда-нибудь, — заметил Аргейм.