Когда «срок благодати» заканчивался, начинался Валкий час. Как мне мог объяснить Беннетт Эш: «Я не успел этого сделать, сэр, отец пришел после Валкого часа».

В Валкий час я ехал на велосипеде по темным улицам домой. Палая листва лежала в кучах и горела, и под накрапывавшим дождем возникали печальные запахи влажной угольной пыли, и пепла, и плесени. Грозные фары жгли мне спину, и я горбился в мороси. Пересек мост над рекой Уерриби, проехал мимо холодного бесцветного бассейна, все еще размышляя над страницами «Океании».

Исключая некоторые гравюры и почтовую марку, на которой изображен Джимми-Фунт[33], я никогда не видел аборигена. Все они были далеко, в пыльной истории или в жарких землях – бросали камни в проезжающие мимо машины. Но если они когда-то жили вдоль ручья Короройт, то возле Уерриби тоже, прямо здесь, за раздевалками этого пустого хлорированного бассейна. Там, где я сейчас ехал на велосипеде, они бродили в пору, когда Иисус висел на кресте.

Возле отдаленной парикмахерской Эрика Редропа я ускользнул от бампера летящего грузовика, затем незаконно проехал по пешеходной дорожке до лавки Саймона, где уличный фонарь освещал одинокого мальчика, как мне вообразилось, прятавшегося под крышей веранды мясницкой лавки. Еще одна жертва Валкого часа?

– Мистер Баххубер.

Слава богу, это был мистер Бобс. Я пересек главную улицу, когда на меня обрушился полуприцеп: пневматический тормоз харкнул, переключилась передача – и он помчался вниз по Стэмфордскому холму. Когда я оказался в безопасности, высокий луч фар выхватил Боббсика с набриолиненными волосами, вставшими дыбом, как в книжке комиксов. Что же с ним случилось?

– Я человек без машины, – плакал он.

– Тогда мы оба в одной лодке, – произнес я беспечно, но унюхал выпивку и подумал: «Боже правый, это же Икар, упавший в море».

– Это невозможно, мистер Баххубер. Так говорят эксперты.

– Запрыгивайте. – Я указал на переднее колесо, тем самым давая понять, что могу подвезти его до дома.

Слишком поздно я увидел, что при нем был мешок, который он прихватил с собой, когда залез на раму. Он чуть не опрокинул нас в сточную канаву.

– Держитесь ровно, мистер Бобс.

Он не мог быть тяжелым, но то, что он вез в мешке, мешало держать равновесие. Однако я все равно поехал.

– В стране картофельных фермеров никогда не продашь «икс-кей яг». – Он повернулся, чтобы обращаться ко мне напрямую. – Но спросите меня, где «яг»?

Он был взрослый человек, отец семейства. Было бы грубо приказать ему сидеть тихо.

– Спросите меня, он в рукаве? Нет. Но должна быть встречная продажа. Куда я припарковал встречную продажу?

– Держитесь, мистер Бобс. Позади машина.

– Нет встречной продажи, – кричал он. – Но это невозможно.

Я слышал, как завизжали шины, застучали дворники. Затем, когда машина проехала мимо, он пнул в ее сторону ногой:

– Видите тут встречную продажу? Если найдете ее, именно на ней я потерял деньги от сделки.

Мы были напротив апартаментов, возле людной дорожки перед гостиницей «Королевская». Я накренился влево, вихляя, свернул на Янг-стрит, благополучно добрался до Беннетт-стрит, где он высоко поднял свой мешок.

– Я совершил невозможное, – сказал он, вероятно, собираясь продемонстрировать фокус, хотя в результате «малверн-стар» ударился о глубокий цементный сток, и мы все полетели – люди и железо, и приземлились жестко, спутавшись вместе.

Сточные воды наполнили мои ботинки. Я еще не знал, что порвал новые брюки от «Флетчера Джонса», но чувствовал, что ободрал голень и ладонь. Сосед полз дальше вдоль стока, волоча за собой мешок. Там он сел, скрестив ноги под фонарем, и кровь капала с его бриолина.

– Ну же, – сказал я. – Я доведу вас до дома.

– Никакого дома, – ответил он. – Слушайте. Сначала я думал, что продам его Хэллорену. Это было прошлым вечером.

Он бы не сдвинулся, что бы я ни делал. Наконец мы уселись вместе, скрестили ноги в стоке. Дождь все шел. Я узнал, что Хэллорен был идеальной перспективой во всех смыслах: обладал не только доходом, но и известной страстью к последним моделям. Однако строитель-пижон был выше шести футов росту, и в результате, когда он втиснулся на сиденье водителя, его «крупная башка» торчала над лобовым стеклом.

Приятели немилосердно освистали его из темного пролета паба.

– Втяни голову, – кричали они. И: – Втяни локоть.

Но ни голову, ни локоть нельзя было втянуть в автомобиль, а колени клиента согнулись под приборной панелью и терлись о руль. («Я вам не акробат», – сказал он.) Он не умел с легкостью переключать передачи, но в то же время любил читать «Вилз» и «Модерн Мотор»[34] и не мог отказать себе в шансе дать легендарному двигателю волю на дороге.

Увы, на настоящем испытании ему не хватало слуха и чуткости вести без синхронизатора, и приятели-выпивохи подбадривали его всякий раз, как он вымучивал стон из коробки передач. Ни сделки, ни продажи, ни удачи, и Бобс должен был ехать домой к своей миссус на автомобиле, который он не мог с легкостью объяснить.

– Прошлой ночью, – сказал он, – я разбился и сгорел.

По глупости я попросил его объяснить. И он продолжил рассказ о том дне, пока даже я не потерял терпение и не подпер его дворовым забором. Дал ему свой платок стереть кровь.

Потом он занялся сбором того, что высыпалось у него из мешка:

– Сосновые шишки, – объяснил он. – Ими лучше всего разжигать огонь.

Я выровнял переднее колесо, и вместе мы пошли, оба промокшие до нитки: я вел велосипед, а он позади тащил свои шишки.

Миссис Бобс, должно быть, услышала, как заскрипели ворота. Она встретила нас красноглазая, заплаканная, в домашнем халате. Дети были перепуганы, мальчик выл в тоске, а бледная дочь утешала мать, которая, похоже, уверилась, несмотря на все доказательства, что она теперь мать двоих сирот.

Мое присутствие не уняло вдовье горе. Она усадила мужа на кухонный стул.

– Невозможно, – сказал он.

– Да. – Она омыла его рану и помазала ее красным бальзамом и желтой настойкой и встала перед ним на колени. – Мой милый маленький Коротышка, что они сделали? Что случилось с машиной?

Только потом она увидела мешок и пнула его своей тапочкой.