подписать против воли, не отменял первого, написанного Виденером собственноручно.

«Я убежден, – писал мне Баркер, – что если до окончания отсрочки, до 1 января 1924 года, вы сможете выкупить «рембрандтов», господину Виденеру будет невозможно отказаться вернуть их вам. Несомненно, это будет подтверждено любым беспристрастным судом.»

Два года я безуспешно пытался раздобыть эту сумму. За несколько месяцев до истечения срока, мне посчастливилось встретить Гульбенкяна, нефтяного короля со Среднего Востока, которому я рассказал о своем деле с Виденером. Когда я изложил ему все обстоятельства, он пообещал доставить мне через свой банк деньги, необходимые для возвращения картин. Он даже имел любезность не требовать от меня никакой расписки, согласившись на устное обязательство не продавать эти картины никому, кроме него, если я однажды решу это сделать.

Деньги были посланы адвокату в Нью-Йорке, которому я поручил вручить их Виденеру в обмен на двух «рембрандтов». Виденер тем не менее отказался. Я твердо решил, что если он будет упорствовать, я начну против него судебный процесс. А пока я все еще надеялся, оказавшись там, заставить его согласиться на мое предложение.

Сами мы без большого энтузиазма относились к этому путешествию. Его вряд ли можно было назвать «увлекательным». К тому же мы надолго расставались с уже восьмилетнею дочерью, а мы и так жили очень долго в разлуке с нею. Малышка упрашивала нас взять ее с собой. Поскольку об этом не могло быть и речи, она должна была остаться с гувернанткой, мисс Кум, женщиной совершенной со всех точек зрения и вполне оправдывавшей наше доверие и симпатию. По правде говоря, ее задача была не из легких. Характер маленькой Ирины являл ужасное сходство с характером ее отца, и, вспоминая о собственном детстве, я не мог удержаться и часто искренне жалел несчастную гувернантку.

Единственной радостью в этом путешествии была компания нашего чудесного друга – баронессы Врангель, которая должна была плыть с нами. После поражения Белой армии генерал и его жена жили в Брюсселе, посвящая значительную часть времени и сил помощи эмигрантам-соотечественникам. Баронесса Врангель сочла полезным отправиться с нами в Соединенные Штаты, где она рассчитывала найти содействие своей деятельности.

В последний момент нас задержала телеграмма моей матери, догнавшая нас в Шербурге: у моего отца случился апоплексический удар, его состояние было весьма серьезным. Мы уже решили отложить путешествие и немедленно ехать в Рим, когда вторая телеграмма принесла нам ободряющие новости. Опасность миновала, мать просила нас не откладывать отъезд.

Прекрасным ноябрьским днем 1923 года, нагруженные всеми нашими драгоценностями и коллекциями безделушек, мы поднялись на борт парохода «Беренгария», направлявшегося в Нью-Йорк.

Глава VI. 1923–1924 годы

Американские репортеры. – Наши драгоценности конфискованы таможней. – Дружеский прием Нью-Йоркского общества. – Трудные дни. – Вера Смирнова. – Наша коллекция безделушек у Элси де Вульф. – Виденер остается непреклонным. – Мы снимаемся с мели. – Русская колония. – Русский уголок в Соединенных Штатах. – Кавказские танцовщики. – Международная организация помощи эмигрантам. – Быстрое правосудие сына Кавказа. – Возвращение во Францию. – Мое пребывание в Америке с точки зрения Москвы

Ничто не нарушало нашего спокойного плавания. На борту нас никто не знал – мы путешествовали под именем графа и графини Эльстон, чтобы нас оставили в покое. Это был эфемерный покой, продлившийся не дольше самого путешествия. Едва мы прибыли в Нью-Йорк, как «Беренгарию» осадила туча репортеров, приплывших на катере вместе с лоцманом. Было 8 часов утра, и мы только что проснулись. Внезапно яростные и настойчивые удары сотрясли нашу дверь. Кто никогда не имел дела с американскими репортерами, не сможет представить себе этого бедствия. Они засели перед нашей каютой, заняли весь коридор, где подняли адский шум. Мне пришлось позвонить стюарду. Я попросил его оградить нас от этой толпы и хоть немного их унять, чтобы у нас было время хотя бы одеться.

Выйдя в кают-компанию, мы подумали, что настал наш последний час. Их было с полсотни, они толпились вокруг нас, липли как мухи и говорили все одновременно. Я утихомирил их, приказав подать шампанское, и обстановка вскоре стала самой сердечной. Но тут прозвучало сообщение, что американские власти не разрешили мне сойти на берег, ибо законы этой страны воспрещают въезд убийцам… Пришлось вести долгие переговоры, чтобы убедить почтенных чиновников, что я не профессионал.

Наконец все устроилось, но лишь в отношении наших личностей: едва высадившись, мы узнали, что все наши драгоценности и собрание безделушек конфискованы таможней! Наше первое столкновение с Новым Светом было весьма обескураживающим.

Миссис В.К. Вандербильт, приехавшая встречать нас, повезла нас к себе завтракать и затем в отель, где нам были приготовлены комнаты. Явился директор и самым серьезным и проникновенным тоном сообщил, что все меры предосторожности приняты – полиция нас охраняет, а специальный повар, безусловно надежный и проверенный человек, готовит нам еду. Я просил его поблагодарить полицию за заботу и заверил, что мы не нуждаемся в охране подобного рода.

Первым впечатлением от Нью-Йорка стало ощущение, что мне все абсолютно чуждо в этом городе, так не похожем на то, что я видал до сих пор. Разумеется, я был сразу захвачен, увлечен, заинтересован, как и всякий другой человек, увидевший этот город впервые. Впрочем, я очень быстро понял, что если бы я вынужден был здесь жить, я не смог бы привыкнуть к ритму нью-йоркской жизни. Ничто не противоречит так моему темпераменту, как постоянная суета, царящая в этом городе, где все вечно спешат куда-то и где слишком часто встает вопрос о деньгах.

Эти впечатления не помешали мне и Ирине оценить необычайно радушный прием, оказанный нам. Мы не успевали отвечать на многочисленные приглашения, поступавшие со всех сторон. Ввиду масштабов, которые приняли вскоре наша переписка и число наших посетителей, мне пришлось нанять двух секретарш.

Тем не менее неудачи, казалось, преследовали нас. Какая-то желтая газетенка написала, что драгоценности, привезенные нами, украдены у царской семьи, буквально вынуты из царской короны! В стране, где все делается быстро и где люди особенно жадны на сенсационную информацию, эта клевета распространилась с быстротой молнии, возбуждая подозрения, которые могли существенно затруднить продажу этих «краденых» драгоценностей, если бы даже таможня согласилась вернуть их нам.

Пока власти обсуждали все эти проблемы, гостеприимный дух американцев не иссякал, и приглашения сыпались на нас градом.

Особенно нам запомнился прием, данный в честь Ирины. Мы вошли в роскошный дом и поднялись по парадной лестнице из белого мрамора, наверху которой хозяйка дома приняла нас со всем почетом, каковой соответствовал в ее глазах ситуации. Она провела нас в бальный