– Так вот ты какая есть, человек. Наслышан, – протянул он. – Приветствовать.

Ух! Видимо, я здесь звезда!

– Здравствуйте, – скромно поздоровалась в ответ и даже ножкой шаркнула.

А что? Человек (тьфу ты, нечеловек!) приличный, вежливый, не то что некоторые.

– Так и было, человек Агриппина Андреевна Полайкина…

– Можно просто Груша, – вставила я свои пять копеек.

– Груша. Груша-человек, – покатал он на языке мое имя. – Дать я вам с ним, Груша, лучший комната.

– Спасибо огромное! – радостно поблагодарила бородача, и только потом до меня дошло: вам с ним!

О нет! Неужели нас поселят в одной комнате?!

Пока я переваривала новость, комендант подозвал беловолосого и заставил его поставить подпись под ведомостью. А потом подал блестящую пластинку. Мономорф поблагодарил и не спеша потопал к двери.

– Подождите, – удивилась я. – Разве мне не нужно автограф оставить?

Уж лучше сейчас все формальности уладить, чем потом бегать и искать.

– Ты иметь в виду поставить подпись? – спросил бородач.

Я кивнула.

– Нет, ты не надо. Платить и отвечать за комната призвавший, а не призванный. Он есть платить за тебя, Груша-человек, везде. Содержать тебя.

Вот это да! Со всеми перипетиями я как-то и не задумывалась над этой стороной жизни. Некогда было. Слишком много нового, неизвестного. И только сейчас поняла, какую проблему с меня сняли. Не зная ничего о мире, о местных реалиях, без навыков, образования, как бы я зарабатывала себе на хлеб?

Перед внутренним взором пронеслись нерадостные картины, где я в лучшем случае мою полы в каком-нибудь непрезентабельном питейном заведении, а в худшем… О худшем я постаралась сразу же забыть.

– Идти, Груша-человек, – поторопил комендант. – Вы не есть одни новосозданный близнецы.

Что ж, оставалось только еще раз поблагодарить бородача и уйти восвояси.

«Восвояси» нашлось в этом же здании, только на следующем этаже. Мы преодолели лестницу и оказались в начале длинного узкого коридора. Я насчитала по девять дверей с каждой стороны, прежде чем желтоглазик остановился напротив одной из них.

– Руку дать, – приказал он.

Я послушно протянула ладонь. Мономорф сжал мои пальцы и только после этого приложил выданную комендантом пластинку к прямоугольной выемке. Пластинка вспыхнула и всосалась в дерево, а на двери, прямо в выемке появились наши имена.

– Альдамир Скай дэ Роушен и Агриппина Андреевна Полайкина, – торжественно прочитала я надпись.

– Когда ты ходить одна, приложить сюда ладонь, – привлек внимание беловолосый. – Подумать о закрыть, дверь закрыться. Подумать об открыть – открыться. Понять?

– Поняла, – подтвердила я.

А что тут не понять, любой пень научится с первого раза.

Альдамир бросил на меня загадочный взгляд и вошел в наше новое жилище. Я, как обычно, засеменила следом.

Мдя! Если ЭТА комната лучшая, то как будет выглядеть самая обычная?

Теперь понимаю, зачем коменданту такая дверь. Если бы я была местной шишкой (ну как близнец мой), тут же побежала бы разбираться. Наверняка ему, привыкшему к роскоши, видеть вот такое пренебрежение к собственному титулу невыносимо.

Да что уж говорить, мне тоже жить тут будет некомфортно.

В комнате метра три на пять стояли две кровати у разных стен, посередине, напротив окна, большой стол, рядом два стула, в углу узкий шкаф. И вся мебель на вид такая старая, что я постеснялась присесть. А вдруг стул подо мной развалится?

Повздыхав, подошла к столу, провела пальчиком по столешнице и присвистнула. Похоже, что и в другом мире мне предстояла генеральная уборка. Закономерность, однако.

– Налюбоваться? – прервал мои размышления желтоглазик. – Пошли в столовая. Я есть голодный.

Как только он напомнил о еде, мой живот тут же разразился бранью. Да так сильно, что я покраснела. Его высочество скривилось, но вслух ничего не сказало и направилось к двери.

– Альдамир, извини, – остановила его на пороге. – А где здесь туалет?

Не то чтобы я сильно хотела посетить это место, но узнать его расположение нужно было обязательно. Не у аборигенов же спрашивать. Неудобно. Этот злыдень, по крайней мере, знакомый.

– В конце коридора, – ответил злыдень, останавливаясь.

Вот ведь, а я рассчитывала на другой ответ. Что ты, мол, не заметила, а туалет спрятался вон за той пыльной шторкой. И как же я буду переодеваться? Прямо перед ним?

Эх! А во что я, собственно, вообще буду переодеваться? Кроме старой футболки и трусиков, на мне же ничего нет. Выдернули, можно сказать, с кровати. Не предупредили, собраться не дали. Возможно, у них тут так принято, чтобы призванный в нижнем белье рассекал, но я-то непривычная. И так стыда натерпелась, пока в зале с деканом беседовала, потом перед толпой нелюдей выслушивала от сумасшедшей рыжухи «лестное» определение собственной внешности, а после и прогулялась в неглиже по самой академии.

Хватит унижений! Пока близнец не найдет мне одежду, никуда с ним не пойду. Буду сидеть здесь.

О чем я ему в красках и поведала.

Мономорф повернулся и, не скрывая пренебрежения, выдал:

– С тобой так есть сложно, женщина.

В ответ на его высказывание я показательно сложила руки на груди. Не моя вина, что только он подсказки в голове слышит.

– Призванным давать одежда, специальный комплект. На первое время, – неохотно пояснил желтоглазик. – Мы поесть и пойти к кладовщику за ней. Завтра мне принести мои вещи. В крайний случай я тебе дать. Но только в самый крайний случай. Когда нас отпускать в город, я купить тебе другие вещи. Понять?

– Понять-понять.

Он что, считает, я совсем дура?!

Судя по его взгляду, даже не дура, а кое-кто похуже.

Так не пойдет.

– Почему бы нам вначале не посетить кладовщика, а потом уже в столовую? – задала я резонный вопрос.

А вдруг все нормальное разберут? Ходить в портках беловолосого (или что они тут носили) мне совершенно не хотелось. Даже больше, чем ходить полуголой.

– Потому что обед есть закончится. Столовая закрыться. Мы ходить голодный до вечера, а я хотеть есть. Ясно? – злобно ответил этот… этот мономорф.

Вот ведь самец птицеголовый! Только о своем животе и думает!

Я насупилась и с видом королевы (при этом внутренне содрогаясь от отвращения – антисанитария же) улеглась в кровать. И даже глаза закрыла, чтобы перекошенное лицо не видеть.

Спустя несколько минут, в течение которых слышалось только злобное сопение, беловолосый процедил: