• Травма подавляет работу префронтальной коры, служащей центром наших исполнительных функций, способности оценивать ситуацию и принимать решения. Это может негативно сказаться на способности регулировать эмоциональные реакции, а также планировать, концентрировать внимание и организовывать свою жизнь.

К счастью, исцеление помогает смягчить некоторые из этих последствий. Мозг тоже можно перепрограммировать. Например, исследования показывают, что медитация способна влиять на области мозга, затронутые травмой, прямо противоположным образом. И все же мозг и психика ребенка настолько податливы, что хроническое эмоциональное или вербальное насилие, не говоря уж о физическом насилии, оставляет жуткие отметины, которые дают о себе знать и во взрослом возрасте. Это является потенциальным фактором развития комплексной травмы, особенно если позднее человек повторно подвергается насилию.

Без грамотного вмешательства, поддержки, валидации и использования факторов защиты эти формы насилия способны изменить траекторию всей жизни человека. Существует пять типичных видов «боевых ранений», с которыми сталкиваются взрослые дети родителей-нарциссов в результате такого рода насилия:

1. Вся жизнь напоминает реконструкцию старых травм

Фрейд назвал это психологическое явление «принуждением к повторению»[8], психологи рассматривают его как последствия «психологической подготовки» в детстве или как «реконструкцию травмы», а жертвы говорят об этом так: «Боже, только не это! Неужели опять!» Цикл повторения травмы существует в реальности. И носит разрушительный характер. И возрождается из пепла прошлого.

Задавались ли вы когда-нибудь вопросом, почему некоторых как магнитом тянет к токсичным людям, а более уравновешенных и спокойных людей они считают «скучными занудами»? Возможно, все дело в травме, пережитой ими в детстве.

Для переживших насилие в детстве хаотический стиль взаимоотношений становится новой нормой по мере того, как они привыкают к излишне стимулирующей среде, которая формирует их нервную систему и психику. Во взрослом возрасте отсутствие борьбы за выживание, в которую они были погружены с ранних лет, создает некую пустоту, которую они часто заполняют похожими проблемами.

Хаос становится нашей новой нормальностью

Нужно помнить, что родители-нарциссы не так уж сильно отличаются от нарциссических абьюзеров, которые попадаются нам в процессе взаимодействия с другими людьми. Они бомбят любовью своих детей (чрезмерно льстят им и захваливают), когда им что-то нужно от них; они используют триангуляцию, стравливая братьев и сестер и настраивая их друг против друга, и обесценивают их личность, обрушиваясь на них со злой критикой, демонстрируя приступы ярости, применяя вербальное и эмоциональное насилие.

Кроме того, они практикуют прерывистое подкрепление[9]: в критические моменты они отстраняются, не выказывая явной любви к ребенку, но «отсыпая» ему какие-то «крохи с барского стола», тем самым вселяя надежду, что когда-нибудь он получит ту любовь, которую всегда ждал.

В своей книге «Узы предательства» доктор Патрик Карнес отмечает, что дети, воспитывающиеся в неблагополучной семье, свыкаются с депривацией и принимают ее как «норму», а пренебрежение, с которым к ним относились родители, превращается в пренебрежение собой во взрослом возрасте. Взрослые дети учатся «замирать», как животное, на которое охотятся, и, чтобы выжить, используют депривацию в форме самоповреждающего поведения, лишая себя не только эмоциональной, но и физической поддержки и заботы. Когда подобное пренебрежение и заброшенность сочетаются с событиями, вызывающими эмоциональное возбуждение (например, вы становитесь свидетелем домашнего насилия или сексуального абьюза), вы получаете убойный нейрохимический коктейль и привыкание к хаосу, поскольку страх мобилизует организм и тот начинает вырабатывать в большом количестве адреналин, кортизол, эндорфины и норадреналин.

В детстве наш организм так привыкает к сумасшедшему эффекту эмоционального насилия, что мы начинаем чувствовать более сильную привязанность к партнерам, которые способны воспроизводить тот же эффект хаоса в нашем организме, что и наши нарциссические родители.

Мы чувствуем биохимическое влечение[10] к тем, кто напоминает наших мучителей из детства, так как они отзеркаливают те резкие взлеты и падения, которые переживал наш организм, когда мы были детьми. Когда любовная бомбардировка сменяется полным обесцениванием нашей личности, у нас возникает связь с нынешними абьюзерами на биохимическом уровне.

Эта биохимическая зависимость не дает нам расслабляться, мы постоянно находимся в состоянии нестабильности

Что касается сферы взаимоотношений между взрослыми людьми, то во время связи с человеком-хищником высвобождаются самые разные химические соединения. Они формируют очень прочную привязанность, которая только укрепляется в результате чередования жестокости и любви, удовольствия и наказания.

Любой тип интимных партнерских отношений влияет на уровень таких химических соединений в нашем организме, как дофамин, окситоцин, адреналин, кортизол и серотонин. Они участвуют в таких процессах, как привязанность, доверие, страх и стресс. Более того, у детей, переживших жестокое обращение в детстве, вследствие этого опыта обычно понижен уровень окситоцина, что приводит к большей неразборчивости в отношениях во взрослой жизни (Bellis and Zisk, 2014).

В такого рода зависимости есть и психологическая составляющая.

Поскольку мы дети родителей-нарциссов, мы подсознательно настроены на поиски партнеров и друзей, соответствующих знакомому нам профилю людей, склонных к эмоциональному насилию. Однако часто они являются под маской наших спасителей.

По мнению специалиста по психической травме доктора Джудит Херман, пережившие комплексную травму находятся в «повторном поиске спасителя». В своей книге «Травма и восстановление. Последствия жестокого обращения – от домашнего насилия до политического террора» она пишет, что многие дети, пережившие насилие, «цепляются за надежду», что взрослая жизнь принесет им избавление и свободу. Однако личность, сформировавшаяся в «обстановке принудительного контроля», сталкивается с серьезными вызовами во взрослой жизни. У людей, переживших абьюз в детстве, возникают трудности с доверием к людям, они боятся самостоятельно принимать решения и проявлять инициативу. На пути к обретению независимости и выстраиванию близких отношений они вынуждены решать проблемы, связанные с недостаточной заботой о себе, нарушением когнитивных способностей и памяти, с восприятием собственной идентичности и неразвитой способностью поддерживать стабильность в межличностных отношениях. По мнению доктора Херман, несмотря на все их усилия, они «всё еще находятся в плену своего детства; пытаясь выстроить новую жизнь, они снова сталкиваются с травмой».

Бомбардировка любовью затягивает нас в ловушку отношений, лишенных любви

Во взрослом возрасте дети нарциссических родителей тянутся к таким же нарциссическим личностям, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту. Они стремятся получить валидацию, которой были лишены в детстве, и поначалу, на стадии любовной бомбардировки, нарциссы предоставляют нам ее в избытке, всячески обхаживают нас, заставляя поверить, что мы для них просто идеальные партнеры. Мы счастливы, что нас осыпают бесконечными похвалами, так как нам очень недоставало безусловного позитивного отношения, которого мы заслуживали, но никогда не удостаивались в детстве.

Будучи детьми, мы научились ассоциировать любовь с предательством, нас приучили воспринимать жестокое обращение как нормальную форму общения. В сущности, нам была предложена только такая форма общения. Жертвам родителей-нарциссов предстоит заняться исцелением еще одного пласта травматического опыта. Нам придется не только выбросить из головы всю нездоровую систему убеждений, но и избавить наше тело и разум от привычки к токсичности.

Освободившись наконец от страхов, преследующих нас с детства, мы с некоторой неохотой воспринимаем наступившее состояние мира и покоя. Наши тело и разум должны приспособиться к исходному уровню безопасности и защищенности, прежде чем здоровые взаимоотношения будут казаться нам привлекательными и достойными внимания.

Специалист в области терапии психической травмы доктор Питер А. Левин утверждает, что пережившие травму замотивированы на «завершение» и излечение изначальной травмы. Именно поэтому они испытывают непреодолимое желание разрешить изначальную травму с помощью так называемой реконструкции. По словам Левина, жертвы травмы подсознательно погружаются в ситуации, которые явно и неявно отзеркаливают первоначальную травму. Эти «реконструкции» могут происходить в романтических отношениях, на рабочем месте, среди друзей, а также в повседневной жизни и общении с людьми.

Например, дочь, которую не любит ее абьюзивный отец, может во взрослом возрасте вступать в отношения с эмоционально недоступными – и даже психопатическими – партнерами в силу внушенного ей чувства никчемности, неполноценности. Для нее жестокость слишком хорошо знакомое и привычное явление, и абьюзеры получают удовольствие, подпитываясь от ее психологической устойчивости и способности «быстро оправляться» после случаев жестокого обращения. Она привыкла брать на себя роль человека, заботящегося о других, приспосабливаться к потребностям окружающих в ущерб собственным. На подсознательном уровне она была «запрограммирована» на поиск опасных людей, так как именно они обеспечивают ту «нормальность», которая заставляет ее ассоциировать любые взаимоотношения с мучениями.

Люди, подвергающиеся насилию в детстве, во взрослой жизни могут вступать в брак и заводить детей с абьюзивными партнерами,