Тюря закашлялся, и, взглянув на него, я увидел, что он уставился на меня, выкатив бельма.

– Ну ты, блин, даешь, – прохрипел он наконец, – прямо как профессор на лекции. Тебя и назвать надо было не Знахарем, а Профессором!

– Так ведь я же говорил тебе, что у меня высшее образование. Если не нравится, могу прекратить.

– Не-не, – Тюря замахал обеими руками, – ништяк грузишь! Давно такого не слышал. Давай-давай!

Я снова повернулся к Кадилу и продолжил:

– И ты имей в виду, что я все это не просто так говорю. А главное – я говорю вовсе не о Боге. Я говорю о вас, о людях, которые распространяют все это по земле. Вам ведь власть нужна и ничего более. А взамен вы даете тем, кто вам поверил, иллюзию того, что все будет путем. Вроде как веселящий укол перед казнью. Ведь к вам идут не те, кто радуется жизни и пьет ее полной мерой – и сладкую, и горькую… Идут те, кто, несмотря на свой иногда даже грозный вид, ежеминутно умирает от страха смерти. Знаешь такое – трус умирает тысячу раз?

Кадило отрицательно помотал головой.

– Ладно. Это – не важно. Вот смотри: живет себе человек, а к нему подходит другой и спрашивает: «А ты знаешь, что кроме всего прочего, уже известного тебе, есть Бог?» А тот отвечает: «Ух ты! Не, не знаю!» И тогда этот ему и говорит: «А вот я сейчас тебе все расскажу и объясню. И если ты станешь думать, как я, то станешь самым умным, счастливым и правильным, не то что все остальные козлы, которые со мной несогласны. А не станешь думать, как я, – будет тебе плохо, ой, как плохо! Несчастье с тобой случится!»

– Мы так не делаем, – вскинулся Кадило, – ты где такое видел?

– Нет, дорогой жрец, – мягко возразил я, – вы делаете именно так. Но – другими словами. И вы делаете это исключительно ради власти над другими людьми. Любая религия – система порабощения. Не зря в Библии чуть не на каждой странице повторяется: раб, раб Божий. А ведь раб – это никто. Раб – это вещь. Раб – существо, не имеющее свойства принимать и исполнять решения. Раб не имеет выбора. Раб – скот. Раб, чей бы он ни был, тварь ничтожная и презренная. И не вздумай втирать мне, что рабство может быть сладостным, если только господин правильный. То есть оно, может быть, и сладостно для какого-то раба. А для этого господина тоже сладостно? И ведь раб всегда лукав. Не думал об этом? А ты думал о том, что власть – вещь самодостаточная? Вспомни: ведь ни у Гитлера, ни у Сталина, ни у Ленина, это для простоты я говорю о тех, кто поближе, ни у кого из них не было сундуков с сокровищами. Они в этом не нуждались. Ты говоришь человеку: ляг, и он ложится. Встань – он встает. И все! Больше ничего не надо. Ты говоришь ему: чесать левой рукой правое ухо – смертный грех. Он чешет, и ты тут же укоряешь и пугаешь его так, что ему вешаться хочется. Вот она – власть! А больше ничего и не нужно, тем более если по твоей команде приседают миллионы. А чтобы завоевать и удержать власть, существует много способов, но самый надежный из них называется «разделяй и властвуй».

– Ага, точно, – встрял Тюря, – я слышал!

– Вот видишь, даже Тюря знает об этом, хотя академиев не кончал. Так вот, «разделяй и властвуй» значит – нарушь целостность и, пользуясь слабостью, происходящей из возникшего внутреннего противоречия, властвуй. Натравливание друг на друга людей в мире, в стране, в коллективе, – я оглянулся и добавил: – в камере, например, – самое примитивное, но весьма действенное применение этого способа. Но это все – семечки. Есть в этом деле высший пилотаж. А заключается он в том, чтобы разделить отдельно взятую личность, расколоть человека, расщепить, нарушить его целостность, подло навязав ему абсурдный и невозможный выбор. А далее – властвовать над ним, играя его страхами и надеждами. Власть – самодостаточная игра. И, по моему личному мнению, «бескорыстные» пастыри гораздо хуже и опаснее тех, кто примитивно отжимает у лохов квартиры, заманивая их в секты. А почему – отдельный разговор.

Ошеломленный моей напористой речью, Кадило изумленно уставился на меня, некоторое время молчал и наконец выдал:

– Да тобою Дьявол движет!

– Ну Дьявол так Дьявол, – покладисто ответил я и засмеялся.

А что ему, несчастному, ответить?

Кадило нахмурился и заявил:

– Ты – антихристианин.

– Это у Ницше есть такая книга. «Антихристианин» называется. Читал?

– Нет.

– Выйдешь – почитай. Это я сейчас, считай, просто против шерсти тебя погладил разочек. А вот книжку эту прочтешь, так разорвешь на себе жопу до самого затылка. Вот он, Ницше, – действительно антихристианин.

– А ты-то кем себя считаешь?

– Я-то? Просто человек. Руки, ноги, голова. Душа.

– Ага! А кто тебе душу дал?

– Тот же, кто посылает на землю дождь. Скажи мне, кто посылает на землю дождичек, чтобы клубничка на грядочке выросла?

– Никто не посылает. Что я, в школе не учился, что ли…

– Вот и я говорю… Я, Кадило, не антихристианин. Я просто – не христианин. Разницу улавливаешь?

– Нехристь, что ли?

– Ну, если тебе так удобно, – пожалуйста. Называй, как хочешь, только в печку не суй. Успеется.

– Но ты же крещеный?

– А меня тогда не спрашивали. Сунули в купель – и все дела. А в сознательном возрасте я этого не делал.

– Вот и зря. Окрестился бы, глядишь, и снизошла бы на тебя благодать Божья.

Я вздохнул. Видать, пока я тут распинался, хрящики в его ушах были замкнуты накрепко.

– В общем, пора бы этот разговор заканчивать, – сказал я, – вот только напоследок еще хотелось бы… Ты, Кадило, когда в школе учился, сочинение на тему «За что я люблю образ Павлика Морозова» писал?

– Нет, не писал.

– И я тоже не писал. Молодые мы с тобой. А вот папашка мой, когда еще жив был, рассказывал об этом. Да, когда еще жив был… Ну и как тебе, Кадило, тема? Ничего странного не видишь?

– А что тут странного? Ну, ясное дело, тогда, при советской власти, других тем не было.

– Это понятно. А ловушку видишь?

– Какую еще ловушку?

– Ага. Не видишь, значит. А сам, между прочим, в такие же подлые ловушки людей ловишь.

– Ты это брось, Знахарь, – нахмурился Кадило, – кого это я ловлю? И что это еще за подлые ловушки? Я честный человек!

– В том-то и дело, что честный, – вздохнул я, – я это и сам вижу. Да и другие тоже. Слышь, Тюря, как думаешь, Кадило – честный человек?

Тюря тоже вздохнул:

– Он-то? Кадило – честный… Не то что мы, мазурики…

Мне стало смешно, когда Тюря назвал нас, убийц и негодяев, мазуриками, сказал:

– Это я просто вспомнил кое-что свое. Не обращай внимания.

– Так про какие такие ловушки подлые ты говоришь? – Кадило расслабился, – я чего-то не понимаю.