мычание. Дик с печалью стер своего слона, а Эммелина повесила нос. Вдруг она оживилась: лицо ее осветилось свойственной ей ангельской улыбкой.

– Дик, – сказала она, – нарисуй Генриха Восьмого.

Дик также повеселел. Он сгладил песок и начертал на нем следующую фигуру.

– Это еще не Генрих Восьмой, – пояснил он. – но сделается им в одну минуту. Меня папочка научил его рисовать: он ничего не стоит, пока не наденет шляпы.

– Надень ему шляпу! Надень ему шляпу! – умоляла Эммелина. переводя глаза с рисунка на лицо Бетона, в ожидании восторженной улыбки, когда старик увидит знаменитого короля во всем его величин.

Тут Дик единым взмахом палки увенчал Генриха шляпой.

Но, несмотря на поразительное сходство, Баттон остался невозмутимым. Дети были смутно разочарованы, хотя и видели, что портрет удался на славу. Какому художнику не приходилось испытывать то же самое перед неодобрительным молчанием критика?

Мало-помалу. Баттон привык к урокам, и – как знать? – быть может, столь сомнительные познания детей стоили истинной науки здесь, в поэтичной рамке пальм, моря и неба.

Дни росли в недели, и недели в месяцы, а корабля все не было; но Баттон мало этим смущался, тогда как его питомцам слишком весело жилось, чтобы ломать себе голову над кораблями.

Как снег на голову! налетел на них сезон дождей. Не думайте, однако, чтобы здешние дождливые дни были похожи на европейские. Проливные дожди чередовались с ярким солнцем, радугами и опьяняющим ароматом всевозможных растений.

После дождей старый матрос объявил, что к следующему дождливому сезону построит из бамбука дом: «что-нибудь в роде этого», – и начертил на песке сооружение.

Набросав таким образом план здания, он прислонился к стволу пальмы и зажег трубку. Но не в добрый час он упомянул о доме при Дике.

Мальчику не было ни малейшей охоты жить просто на земле; совсем другое дело видеть, как строят дом и помогать его строить. В нем проснулась предприимчивость. составляющая одну из сторон многогранной американской натуры.

– Как же ты помешаешь им разъехаться? – спрашивал он.

– Кому разъехаться?

– Да жердям же, если ничем их не скрепишь?

– Надо вбить накрест гвоздь, а поверх связать веревкой.

– А есть у тебя гвозди?

– Нет, – сказал Баттон. – И не задавай мне вопросов: я хочу курить трубку.

Но не так-то легко было отделаться от Дика. День-деньской только и было слышно, что: «Пэдди, когда же ты начнешь строить дом?» или: «Пэдди, я придумал, как обойтись без гвоздей».

Кончилось тем, что Баттон с горя приступил к постройке.

Он начал с того, что нарезал кучу жердей в бамбуковой роще. – потом забастовал на три дня. Но неутомимый Дик приставал к нему, как слепень. Во что бы то ни стало, он хотел строить дом.

А Баттон не хотел. Он хотел отдыхать. Еще куда ни шло ловить рыбу или лазать по деревьям, но стройка дома – скучная работа.

Он заявил, что у него нет гвоздей. В ответ Дик показал ему, как скрепить жерди вместе с помощью зарубок.

– Да и сметливый же ты парнишка! – с восхищением воскликнул тот, когда мальчик объяснил ему свою систему.

– Идем же, когда так, давай их скреплять.

Баттон заявил, что не имеет веревки. Тогда Дик указал ему на коричневую одежду, которой Природа одевает стволы пальм, и которая, будучи нарезанной полосками, может сойти за веревки. Пришлось несчастному уступить.

После двухнедельных трудов на опушке рощи появилось нечто вроде вигвама.

Во время отлива на рифах оставались глубокие лужи, в которых задерживалась рыба. Пэдди объявил, что будь у него багор, он мог бы багрить рыбу, как это делали при нем туземцы на Таити,

Дик осведомился о виде такового багра и на другой день поднес ему длинную бамбуковую трость, заостренную в конце наподобие гусиного пера.

– Что толку в таком багре? – объявил Баттон. – Воткнешь его в рыбу, а она тут же и улизнет: ведь ловятся-то они на зазубрину!

Назавтра неутомимый малыш уже переделал багор: он обстругал конец с одной стороны и вырезал на нем порядочную зазубрину, на которую в тот же вечер удалось поймать одну из рыб, задержавшихся в прудках.

– Здесь нет картофеля, – однажды заметил Дик, после второго дождливого сезона.

– Мы его давным-давно поели без остатка, – возразил Пэдди.

– А как растет картофель?

– Как? да очень просто, из земли – как же ему еще расти?

Он объяснил мальчику, как сажают картофель, разрезав его на части таким образом, чтобы в каждом куске имелось по глазку.

– А потом, – добавил Баттон, – попросту тычешь эти куски в землю; глазки растут, полезут из них зеленые ростки, а когда раскопаешь куст месяцев шесть спустя, найдешь там целую уйму картошки, – иные картофелины с голову ростом, другие совсем мелкота. Как бы сказать, дети в семье – одни большие, другие маленькие. Стоит только взять вилы и выворотить их из земли единым взмахом. Сколько раз копал так картошку в доброе старое время!

– А отчего мы так не посадили картофеля?

– А где бы мы взяли лопату?

– Лопату смастерить не хитрое дело, – возразил Дик – Я как-то раз сделал дома лопатку из старой доски, папочка мне помогал.

– Ну, марш теперь, и делай себе лопату, – подхватил Баттон. – Будете с Эмлин копаться в песке.

Эммелина сидела неподалеку, сплетая яркие цветы со стеблем лианы. Жизнь на воздухе значительно изменила ее. Она загорела, как цыганка, и покрылась веснушками, и хотя мало выросла, но пополнела вдвое против прежнего. Глаза ее утратили прежний мечтательный взгляд, которым она как бы созерцала будущее и бесконечность.

Дик также сильно возмужал и казался двенадцатилетним. Нельзя сказать, чтобы это был красивый мальчик, но здоровый и веселый, с заразительным смехом и смелым, почти дерзким выражением лица.

В последнее время старика начинал тревожить вопрос об одежде детей. Правда, что климат сам по себе стоил полного комплекта платья. Чувствовалось даже гораздо привольнее без всего. Вечное лето, временами проливной дождь, кое-когда гроза, – вот климат острова. Все же, не годилось «детишкам» ходить совсем нагишом.

Он оторвал кусок от полосатой фланели и сделал Эммелине юбку. Потешно было смотреть, как он сидит на песке, поставив перед собой Эммелину, и примеряет ей юбку, с набитым булавками ртом и футляром с ножницами, иголками и нитками под рукой.

– Сверни-ка легонько налево, – приговаривал он, – тише же! ах, да куда же девались теперь ножницы? Дик, подержи-ка пока нитку. – Ну, и хлопот же мне с вами! Ну, что, удобнее теперь? Подними ногу, дай посмотреть, доходит ли до колен. – А теперь ступай на все четыре стороны, пока я буду шить.

Получилось