пришел в себя и открыл глаза. Собака от радости стала громко лаять. Проходящий мимо седой старик обратил внимание на лай собаки спускается к ней под мост, и видит Ису.

– О, Аллах! О, Аллах! Астагфируллах! Да простит Аллах! Что же это с тобой сделали, сынок! Какой шайтан тебя так?

Иса пытается что-то сказать, но не может. Лишь слегка шевелит губами:

– Аба…Аба…Султан…

– Аба? Султан? Жива твоя Аба. Жива. Лежи. Лежи, сынок. Я сейчас сбегаю, людей позову на помощь, сказал старик и быстро ушёл.

Через час полуживого Ису уже доставили домой и старик, продолжая в ярости ругать и проклинать виновников трагедии на чём свет стоит, вышел за ворота. Уже за воротами он увидел, что по узкой улице деревни бежит Лида. Он понял, что она идёт к Исаевым, но не стал её дожидаться. Как раз в это время над деревней пролетал немецкий Юнкерс. Она услышала гул, посмотрела на небе и произнесла в сердцах: «Чтоб вы сдохли, фашисты проклятые!».

В доме Исаевых Лида застала хозяев в беспомощно больном состоянии. Иса лежал на кровати весь в крови и без сознания, Аба лежала рядом на ковре, застланном на полу с перебинтованной головой.

– О, господи! Что это опять с вами? – были первый слова Лиды, когда вошла в комнату.

– Бандиты. Ночью напали. Ису захватили, потом бросили под мостом. Только вот притащили люди. Он ранен.

– Я вижу. Сейчас помою, перевяжу. Ты как?

– Уже лучше. Только болит голова.

– Помочь тебе может чем надо по дому? Кушать приготовить, может?

– Я приготовила уже. На печке лежит.

Иса начинает приходить в себя. Он открывает глаза и тихо произносит:

– Пить… Воды дайте…

Аба, услышав голос Исы, пытается подняться.

– Лежи, Аба, лежи. Не волнуйся. Я сама, – Лида набирает воду в кружку и поит Ису.

– Спасибо, Лида. Спасибо, – Иса пытается приподняться.

– Лежи, лежи, – я сейчас перевяжу тебе рану. Помою и перевяжу.

– Лейтенант не вернулся?

– Нет, пока не вернулся. Вернется. Обязательно вернётся.

– И Султан не вернулся? – спросила Аба.

– И Султан вернется. Все вернутся… Я тут шурпу вам сварила, надо покушать немного, Аба. Давай, я накормлю тебя, Аба. Потом Ису. А рис вы свой потом покушаете.

Ладно, ты пока лежи, а я пойду в

сельсовет, позвоню в район. Сообщу

про Ису.

А в лесу ситуация была такой. На небольшой поляне, куда вывела фашистов извилистая горна тропинка, стоят они полукругом и изучают карту местности. Панорама сложного рельефа гор привела их в полных шок.

– Das ist unglaublich! Ich kann meinen Augen nicht trauen! Wie kommen wir hier durch? Wir sind keine Kletterer. Это невероятно! Я не верю своим глазам! Как же мы тут пройдем? Мы же не альпинисты, – рассудительно произносит офицер в защитной форме.

– der Hauptmann waren wir wenigstens richtig gelandet? Нас хоть правильно высадили? – спросил другой, видно тоже офицер, но моложе. Доселе наблюдавший за ними в кустах Султан выходит и идёт к ним с поднятыми руками. На него все сразу направляют оружие.

– Nicht schießen! Ich werde dir helfen! Не стреляйте! Я помогу вам!

– Komm hier. Bist du allein? Иди сюда. Ты один? – спросил осторожно офицер, внимательно рассматривая Султана и не опуская вниз дуло автомата.

– Ich bin allein. Kein anderer. Я один. Больше никого.

– Was machst du im Wald? А что ты делаешь в лесу?

– Ich verstecke. Die Kommunisten verhafteten meine Eltern und wollten, dass ich nach Sibirien gehe. Ich rannte weg. Прячусь. Коммунисты арестовали родителей и меня хотели в Сибирь, я убежал.

– O-o-oh! Du machst das gut! О-о-о! Ты молодец!

– Wir wollten zu Ihnen über die Front gehen, aber wir hatten keine Zeit. Мы хотели через фронт перейти к вам, в Германию, но не успели. Арестовали отца.

– Gut gemacht, Junge. Wir bringen Sie nach Deutschland. Möchten Sie? Ты молодец, мальчик. Мы возьмём тебя в Германию, – хочешь?

– Ja, ich möchte. Und ich habe die Sprache gelernt, um zu gehen. Ich habe Goethe auf Deutsch gelesen. Und Schiller. Да, хочу. Очень хочу. И язык я изучал, чтобы уехать. Гёте читал по-немецки. И Шиллера.

– O-o-oh! Goethe! Schiller! Gut, gut, komm mit uns nach Deutschland. Aber zeigen Sie uns zuerst den Weg – okay? О-о-о! Гёте! Шиллер! Хорошо. Хорошо. Поедешь с нами в Германию. Но сначала нам дорогу покажешь, – хорошо?

– Ich werde es dir zeigen, natürlich werde ich es dir zeigen. Gib mir einfach etwas zu essen. Ich habe seit zwei Tagen nichts gegessen. Er versteckte sich im Wald vor den Kommunisten. Покажу, конечно, покажу. Только дайте что – нибудь покушать. Я два дня ничего не ел. В лесу прятался от коммунистов.

– Das ist eine gute Idee! Und wir müssen essen, bevor wir diese Berge besteigen. Это есть хорошая идея! И нам нужно покушать, прежде чем лазить по этим горам, – сказал офицер, и распорядился угостить Султана едой и самим перекусить. Фашисты, устроившись на поляне кто как, сидя на траве, достали сухой паёк и стали есть, косо посматривая на не прошенного гостя. Султан, голодный, набросился на еду и, не отрываясь, сначала кусок какого-то вонючего сыра с сухарями, потом посмотрел на открытую банку мясной консервы, поднял голову и спросил:

– Это не свинина? Нам свинину кушать нельзя.

– Нет, это конина. Она вкусная. Ешь, – успокоил его офицер. Султан и консерву съел в одно мгновение. Капитану понравилось, с каким аппетитом кушает этот юноша и решил угостить его ещё сладостями. Он достал из своего вещмешка и кинул Султану, как обычно кидают собаке палку, одну за другой две красиво упакованные пачки со словами:

– Junge, nimm es. Das ist Schokolade. Aus Frankreich. Мальчик, на, держи. Это печенье. Из Франции.

Султан хватает пачку, распаковывает, рассматривает, пробует.

– Danke. Ich habe das nicht gesehen. Lecker. Спасибо. Я такое никогда не ел. Вкусно.

– Essen. Du verdienst … Erinnerst du dich auswendig an etwas von Goethe? Ешь. Ты заслужил… Из Гёте помнишь что-нибудь наизусть? – спросил вдруг офицер Султана, когда тот поел.

– Ich erinnere mich. Ich erinnere mich ein wenig. Помню. Немного помню.

– Lies es. Читай.

– Okay. Nur nicht lachen, wenn ich falsch liege. Хорошо. Вы только не смейтесь, если я неправильно.

– Laß uns nicht lachen. Lesen. Не будем смеяться. Читай.

Султан, вспоминая слова, стал читать единственные строки, которых он выучил наизусть, когда летом на поле пас коней.

«Wir haben uns hier für eine gute Tat versammelt,

Meine Freunde! Ergo bibamus! Das Gespräch ist schön, die