class="p1">В паузах между завываниями слышны глухие звуки далекой канонады. Фронт всего в 15 км. Не могу уснуть. В памяти мелькают эпизоды последнего боя, трупы товарищей, запеленатых в белые халаты, будто в саваны, стоны раненых, крики командиров, звуки ружейной стрельбы, непонятные слова на немецком языке.

Один из раненых сел на кровати. Зашаркал больничными тапками. Встал, пошел к керосиновой лампе на столе у медсестры, прикурил и возвратился в постель.

Сестра спит. Она не слышит всех этих звуков. За время войны она успела к ним привыкнуть.

Шорох тапок. К курящему подходит другой, прикуривает. На несколько секунд, освещенное огнем папиросы, становится видно его бледное осунувшееся лицо. Завязывается разговор:

– Не спится?

– Не уснуть, которую ночь не сплю.

– А ты постарайся днем не спать.

И вновь стук костылей, шарканье тапок, скрип кроватей.

Я лежу у окна. При каждом порыве ветра от него набегает волна холодного воздуха. Слышу голос с пола от обитателя носилок:

– Братишка, принеси прикурить.

Через две минуты другой голос:

– Сколько сейчас времени?

Тут же последовал ответ:

– А бес его знает. Еще до завтрака далеко.

Громкий раздраженный смех нарушает относительную тишину палаты:

– Ишь, как его проняло. Небось, бабу во снах щупает, – съязвил кто-то из лежащих на полу.

Я сворачиваю самокрутку. Прошу перекинуть через койку зажженный окурок, прикуриваю. Откуда-то долетает участливый вопрос:

– Тоже не спится?

– Вторые сутки не сплю, ни днем, ни ночью.

– Авось завтра уснешь.

– Постараюсь.

Разговор иссяк. Мягкая постель и чистое белье приятно ласкают уставшее тело. За семь с половиной месяцев не было ни одной ночи в нормальной постели!

Ветер выдувает скудные остатки тепла, освежает воздух.

Кто-то громко заплакал. Во сне или наяву? Плачет и ругается. Вероятно, во сне. В эту февральскую ночь миллионы людей по всему миру заброшены войной в госпитали. Большинство вылечится и вернется на фронт, чтобы вновь пережить ужас и горячку боя и краткое мгновение победы, испытать муки от ран, а быть может, им уже не понадобится помощь врачей, ласка жены, забота матери, и боевые товарищи опустят под звуки ружейного салюта их останки в могилу. Часть госпитальных страдальцев навсегда останутся калеками, а иные домучаются здесь, на госпитальных койках.

Мой сосед справа – моряк, огромный детина с красивыми чертами лица. К утру его жизнь погаснет. Напрасно врачи торопились отрезать ему ногу, чтобы спасти от газовой гангрены. Работа их пропала даром. Моряк умирает. Так сказал госпитальный главный хирург вчера на утреннем обходе.

Вьюга за окном стихает. Почему-то успокаиваются раны. Сестра все еще спит, но уже скоро утро.

Вот уже кое-кто зашаркал тапками и застучал костылями. Начинается «паломничество» в уборную ‹…›

Я лежу неподвижный, беспомощный. Нога прикручена к шине Крамера.

Как тяжело все время лежать на спине.

Скорей бы утро. Быть может, я увижу холодное февральское утро, такое же яркое, как ракета, лопнувшая у моих ног перед ранением. Вьюга утихла. Шторы все еще задернуты. Тускло мерцает ночник. Медсестра проснулась. Ее лицо такое же белое, как и халат. Устала за время войны, и мы, солдаты, устали, и народ устал. А вожди продолжают бороться. Война продолжается.

Февраль 1942 года

* * *

15 марта 1942 года

Невский, 17Б. Прибыл в эвакогоспиталь. Три часа длилась утомительная процедура оформления, и вот, наконец, попал в рай, то бишь в ванную. После омовения меня, как святого, облачили во все белое, на руках санитары отнесли на третий этаж и положили на топчан без подушки. Санитары четыре раза отдыхали. Сил у них было мало. Я отдал им свою дневную хлебную пайку.

На утро умер один из раненых, и я перебрался на его койку с двумя матрасами. Он был тяжело ранен и не перенес повторной операции. Поговаривали, что в этом виноваты доктора.

Чуть рассвело, я оглядел свои новые хоромы. Три окна выходили на восток, пять – на юг. Значит, в палате целый день будет солнце. Насчитал 36 коек, народ разный и на вид интересный. Утренний обход делала молодая женщина-хирург. Спросила, когда я был ранен, велела медсестре перевязать. Так та неосторожно поступила, меня будто током дернуло – задела какой-то нерв.

16 марта 1942 года

Я заметил, как некоторые раненые при обходе сильнее хромают, жалуются на боли, лица становятся серьезными и сосредоточенными. Каждый опасается, что его скоро вернут на фронт. Среди таких больных немало обмороженных, но лишь немногие действительно ранены в бою. Таких пациентов не любят врачи, а мы тем более. ‹…›

4 апреля 1942 года

На днях спускался первый раз на костылях смотреть «Разгром немцев под Москвой». С тех пор не хожу: тяжело подниматься. В зале сумасшедший холод, хотя кинофильмы показывают через день. ‹…›

Мать купила за тысячу рублей пуд картошки. ‹…› Это надо с ума сойти. Вероятно, я в строй больше не вернусь. ‹…› Много ребят эвакуируется в тыл. ‹…› Что-то я залежался. От одного воздуха здесь можно заболеть. Хлеба получаю 600 г, 30 г мяса и 50 г сахара. Меняю сахар на табак или отдаю матери. Пью витамин С.

8 мая 1942 года

Вчера вечером долго беседовал с новым соседом по палате. Легко ранен в левую ногу, он всего неделю пробыл на фронте и попал в госпиталь. Ранило его во время работы. Он и немца не видел. Его рассказы про эшелоны, едущие на восток с эвакуированными ленинградцами, произвели тяжелое впечатление.

Плачущие дети, голодные дети, истощенные женщины, продающие себя за сухарь новобранцу, раненые бойцы Ленинградского и Волховского фронтов.

Он мне долго рассказывал о богатствах Сибири. ‹…› О своей спокойной сытой жизни в глуши, о первой любви, о последней встрече с женой. ‹…›

Сосед справа – чуваш. Он полтора месяца пробыл на фронте. ‹…› Богат ‹…› Денег при себе много. Покупает у своих раненых товарищей хлеб, масло и сахарный песок за бешеные деньги. ‹…›

9 мая 1942 года

Вчера вечером слушал лекцию о войне на Тихом океане. Узнал много нового, чего не встретишь в печати. После лекции смотрел фильм «Оборона Царицына». Фильм показался скучным и утомительным.

Пошел четвертый месяц моего ранения. Раны заживают вяло. Скорее бы медкомиссия! Надоело здесь лежать.

10 мая 1942 года

‹…› Тоска забубенная. Эх, жизнь наша солдатская. Вечером немного отлегло. К соседу пришли два хлопца и развеселили воспоминаниями о делах разных. Один из них оказался особенно интересен. Он один уцелел от целого полка. Доброволец. Награжден орденом Красной Звезды. Высокий, крепкий юноша лет 22 или моложе. Напомнил мне младшего брата. Его родители жили в Луге,