семи часам утра и возвращаются к восьми вечера, собирают траву, щепки, а потом варят обед и в полночь ложатся спать с надеждой увидеть во сне перловую кашу, а быть может, сосиски. Другие ловчат, приспосабливаются, пытаются, иной раз не без успеха, обобрать ближнего, урвать для себя что-то для собственного пропитания. Одни отдают детей в очаги и ясли, а сами работают, другие обворовывают собственных детей.

Ленинградцы разучились спокойно разговаривать: остроты, желчь, зависть поднялись до сарказма. ‹…›

Почти половина женщин стали курить. Курят из-за баловства или кокетства, от голода, от злости, а потом уже по привычке. Табак дорогой. Сто грамм стоит фунт хлеба. Одни женщины обтрепались, износились, обветшали и платьем, и телом, другие лоснятся от жира и щеголяют шелковыми тряпками.

Покойников продолжают хоронить без гробов. К этому привыкли, к тому же дешево и сердито: и дров будет больше, и лес целее.

Народу в городе становится все меньше. Но трамваев мало. До войны мимо моего дома проходило девять маршрутов. Сейчас – один, трамваи переполнены. Ходят до десяти часов. В городе много разрушений. На днях обстреливался проспект 25 Октября[8], снаряд попал в кинотеатр «Титан». Было много жертв. Попало и по улице 3 Июля[9], и вновь по Гостиному двору, который уже горел по всем швам.

Налетов авиации пока нет. Ходят разноречивые слухи. Одни говорят, что с первого хлеба и продуктов прибавят, другие – сбавят. Одни говорят, что будут бои в городе, так как на улицах строят баррикады; город, горожане полны противоречий. О зиме вспоминают с содроганием. Трупы валялись на каждом шагу. Люди умирали на ходу. Воды до сих пор в большинстве домов нет. Дров нет. За пол-литра керосина с меня спросили 50 руб. Прикуривать хожу на остановку. Варим липовый суп. Книги читать скучно, даже беллетристику. Жизнь города и его людей интереснее.

Каждый день слышны выстрелы артиллерийские, пулеметные и винтовочные. За год выросли преступления: никому доверять нельзя. Люди забыли совесть. Не верят в грядущее. Только одна мечта – набить чем-нибудь обиженный желудок. На какую бы тему ни завел разговор, невольно он сворачивает на тему животного благополучия.

Я еще не потерял интереса к жизни, к природе. По-прежнему восхищаюсь растительностью парка. Его цветами, деревьями, кустами и птицами. С ними я молча беседую, вспоминаю и мечтаю, в нем я отдыхаю от безумия. Жаль, что много ходить не могу. Болит нога.

Надо спасти Ольгу, не умирать же ей от голода. Двадцать дней прожить без единой карточки и без денег. Одна. Никто не помогает. К тому же не работает. Десять дней позади, еще десяток как-нибудь проживем. Не умрем двое-то. Если бы была она двумя-тремя годами старше, я бы женился на ней. Славная девушка, жаль, что не хозяйка. Жила за маминой спиной. Ничего, жизнь научит. Горя хлебнула. Таких жаль. Им надо жить. ‹…›

Анютка хитра, очень хитра. Но меня не проведешь. Между ее слов я понял многое и стал меньше ее жалеть, тем более, когда вспоминаю прошлое. Она мне напоминает Катюшу. Поэтому, только поэтому я с ней общаюсь, но бог с ней, она не виновата. Стихи не пишутся. Организм размяк, вялость, пессимизм не по мне. А здоровых стихов писать не в силах. Где-то бомбят. Далеко.

Неправда, доживем до лучших дней! Главное, не потерять надежду и желание жить. Впереди еще осталась часть молодости. Сейчас тревога. Бомбят город. Улицы опустели. Разрывы близко. ‹…›

5 июля 1942 года

Вчера меня навестила сестра. Она сейчас начальник аптеки все там же, то есть у завода «Большевик». Вышла замуж. [Ее муж] кажется, хороший человек. Студент третьего курса киевского института. Был на живописном факультете. В армии с Финской войны. Сейчас работает по технической части. Катя у меня пробыла около двух часов. Много работает. Выглядит сносно.

Сегодня прибыл с матерью в Колтуши. Последний раз меня везли этой дорогой в феврале и марте раненого. В доме был 4 ноября прошлого года и не надеялся еще раз побывать.

Лес не узнать: остались деревья-уроды, как мужчины, оставшиеся в тылу. Где были тропинки, стали дороги. Кругом военные, подсобные хозяйства, финнов не видно. Жизнь за один год изменилась не меньше, чем местность. Лежал в саду более двух часов. Забора нет. Деревья выросли. Кусты заросли травой. Стол сожгли. Вероятно, горел весело: на нем некогда рекой текло вино. ‹…›

6 июля 1942 года

С утра работал на огороде. Днем лечил рану на солнце. Ходил к Ивану Зарубину за молоком. Он, как и я, инвалид Отечественной войны II группы. У него нет половины ноги. Протез. Жена и трое детей. Чудом сохранилась корова. Этим и дышат. Посажен небольшой огород. Он был на фронте всего один месяц. Наскочил на свою мину. Видел мало. Лежал в госпитале семь месяцев. Два месяца уже дома. Еще будет операция. Снят на шесть месяцев с воинского учета. Его дело теперь правое.

Вчера у себя дома встретил незнакомую девушку. Она пришла навестить мою маму. Познакомились. Имя – Нина. Ленинградка. Родители умерли. Работает в подсобном хозяйстве. Выглядит очень хорошо. Скромна, стройна и красива. Мне она очень понравилась, даже более того. Неглупая девушка и простая. Ей 18 лет. До войны работала на Петрозаводе. Жила на улице Петра Лаврова. ‹…› Обещала прийти сегодня, что-то долго нет, уже 9 часов вечера, и я скучаю по ней.

В отношении питания – сегодня сыт, впервые в 1942 году. ‹…› Ем суп и кашу досыта три раза в день.

8 июля 1942 года

Вчера приходила Нина. Ходили собирать полевые цветы. Потом я ей в саду прочел несколько своих стихотворений о природе… Она любит музыку… У нее хороший голос. Перед войной она поступала в Капеллу… Окончила 9 классов. Мать ее и отчим погибли от голода. Отец на фронте. Но с августа известий о нем нет. Он был ранен.

Сама она много работает в поле. ‹…›

Перешли на «ты». Смеялись, шутили… но… она, оказывается, проводит время с одним из военных, он живет у меня в доме, служит старшиной ‹…› Вчера поздно вечером он ходил ее провожать. Я скверно себя чувствовал и долго не спал…

Читаю любимого Верхарна и все больше изумляюсь его душе и разуму. Наши дела идут неважно. Немцы подходят к Воронежу!

Наши отступают. Продолжаются кровопролитные бои на курском направлении. В газетах ничего утешительного. Что дальше будет, неизвестно. По-видимому, хорошего ждать не приходится. Чему быть, того не миновать.

Пройдя сквозь фронт,