— Но… — на лице Кетлин отразилась растерянность, — я гораздо выше Софи и худее… И потом не готовилась к…

— Не беда, — перебил ее Вассон, хотя понимал, что на Кетлин предназначенные Софи платья будут выглядеть значительно хуже. — Главное сейчас спасти положение.

— Ладно. — Манекенщица озабоченно взглянула на продолжающую сидеть в странном оцепенении Софи.

— Только побыстрее, Кет, — нетерпеливо произнес Вассон. — Нельзя терять ни секунды!

— Иду, иду.

Она уже бежала в костюмерную, когда Филип крикнул ей вслед:

— Спасибо!

Софи тяжело вздохнула и посмотрела на него, ожидая, какой он вынесет ей приговор. Теперь она уже не сомневалась, что причина ее странного состояния во вчерашней бессоннице. Ей хотелось спать — веки отяжелели, напала совершенно неуместная зевота.

— А ты, если хочешь, отправляйся в отель, Софи, — сказал Филип мягко, как будто сожалея, что в первые после ее ухода с подиума минуты разговаривал с ней жестко и раздраженно. — Отдохни, выспись перед ужином.

Девушка кивнула, зевнула, не раскрывая рта, и медленно поднялась.

— Прости, что так получилось. Я сама от себя такого не ожидала.

Филип улыбнулся и потрепал ее по щеке. Его глаза засветились теплом.

— Ладно, не переживай. Неприятности случаются в жизни каждого.

Софи ответила грустно-благодарной улыбкой, прошла в костюмерную, переоделась и поехала в отель.

До ужина оставалось четыре с половиной часа. В номере она завела будильник и, не раздеваясь, — от желания спать уже чернело в глазах, — легла на кровать и тут же провалилась в сон.

Кетлин торжествовала. Сегодня впервые за последние два месяца ей улыбнулась удача. И вовсе не случайно, а только благодаря ее уму, осторожности и изобретательности.

Перейти от тихого, никому не заметного схождения с ума к решительным действиям она отважилась только после того, как Вассон решил не задействовать ее в сегодняшнем показе — небольшом, рассчитанном на самых взыскательных судей. Эту новость она узнала несколько дней назад, когда они приехали из Вашингтона в Нью-Йорк.

Софи, естественно, получила право покрасоваться перед нью-йоркской богемой. Мало того, была во всеуслышание названа ведущей, обязанной сразить публику наповал моделью.

От обиды и злости Кетлин чуть не придушила эту «невинную овечку» собственными руками, но сдержалась и сумела скрыть свои чувства.

Вечером того же дня, запершись в номере отеля, она с горя выпила полбутылки вина и вдоволь наплакалась, отчего наутро ее веки распухли, а глаза, которые так нравились ей самой, утратили свою прелесть. Кетлин уже могла бы лететь домой, но решила остаться, якобы чтобы поприсутствовать на нью-йоркском показе, «поболеть за подруг и любимого модельера».

На самом же деле ей хотелось превратить его в кошмар для ненавистной Софи. Каким образом, она пока не знала, но была настроена весьма решительно. Хорошую идейку ей подкинула вечно чем-то болеющая, вечно от чего-то лечащаяся тетка, которая позвонила около полудня.

— Привет, дорогуша… — как всегда утомленным голосом протянула она. — Как дела?

Кетлин пребывала в столь скверном расположении духа и так сосредоточенно обдумывала способ мести, что не нашла в себе сил на жалобы и нытье. Ответила, практически не задумываясь:

— Нормально.

— А у меня, как обычно. — Тетка вздохнула. — Ночью почти не спала, только под утро, когда приняла клодизон…

Клодизон, раскатистым эхом отдалось в сознании Кетлин. И как я раньше об этом не подумала?

Она еле дождалась окончания совершенного неинтересного ей рассказа занудной родственницы. В голове уже вырисовывался план.

Пузырек с нужным снадобьем Кетлин постоянно возила с собой. В подростковом возрасте, лет в семнадцать, она страдала повышенным артериальным давлением и принимала это лекарство как прекрасное седативное, урежающее частоту сердечных сокращений средство.

Теперь болезнь почти не давала о себе знать. И Кетлин возила с собой лекарство просто на всякий случай, опасаясь неприятных неожиданностей.

О коварном воздействии клодизона на организм здорового человека она прекрасно знала. Даже незначительная его доза влекла за собой сонливость, замедление реакции, значительное расслабление.

Приняв решение «угостить» им Софи, она мгновенно повеселела. Даже опухшие веки и несвежий вид лица перестали ее расстраивать. Сейчас было не до внешнего вида. Следовало все тщательно продумать, все предусмотреть. Она оживилась, воспрянула духом. Все оставшиеся до показа дни ее мысли занимал только план мести.

Самой сложной частью реализации задуманного было улучить момент и подсыпать порошок в стакан с водой, предназначенный для Софи. От идеи сделать своей сообщницей Мэри — молоденькую женщину, занимающуюся в Доме Вассона уборкой, разнесением напитков, мытьем парикмахерских и визажистских принадлежностей, — Кетлин сразу отказалась. Слишком уж честной, добродушной и прямолинейной была Мэри. К тому же весьма недалекой: понять, что толкает ее, Кетлин, на столь отчаянный шаг, она просто-напросто не сумела бы.

О подсыпании лекарства во все стаканы и речи не могло, идти. Тогда «преступницу» без труда вычислили бы. Следовало исхитриться, пойти на риск другого характера.

В назначенный день Кетлин явилась в салон, где устраивался показ, не за два часа, как модели, принимающие в нем участие, а за час. С самым что ни на есть беспечным, даже довольным видом она принялась бродить по гримерной и костюмерной, болтая с занятыми делом визажистами, парикмахерами и готовящимися к выходу на подиум манекенщицами. Лицо ее не выражало ни злости, ни отчаяния. Все, кто с ней общался, ни на секунду не усомнились в том, что свою сегодняшнюю «непричастность» к показу она воспринимает легко, вполне безболезненно.

Всевидящего, все замечающего Вассона пока не было. И Кетлин это радовало.

Когда до начала действа оставалось минут двадцать, Мэри громко спросила, кому принести воды.

В том, что Софи захочет пить, Кетлин почти не сомневалась. Она давно заметила за своей ненавистной соперницей привычку делать пару глотков воды перед выходом на подиум. Так случилось и на этот раз.

Предельно напряженно, старательно не показывая вида, что чем-то озабочена, Кетлин следила за разносящей воду Мэри. Софи, как обычно, сидела у дальнего зеркала, что было на руку Кетлин. Туда Мэри направилась тогда, когда на подносе у нее остался лишь один стакан.

Быстро и бесшумно, стараясь не привлекать к себе особого внимания, Кетлин пошла ей наперерез и как бы случайно задела ее за локоть. Мэри приостановилась, моргнула, крепче вцепляясь в поднос, затем улыбнулась.

— Прости, — пробормотала Кетлин, внезапно устремляя взгляд куда-то мимо нее и делая вид, будто кого-то увидела. — Ой! А вот и она!