Вассон нервничал. С Софи опять творилось что-то неладное. Она работала сегодня вполне сносно, но совсем не так, как раньше, — без былой отдачи, без увлечения. Создавалось впечатление, что смысл слов Томаса, постоянно просившего ее войти в тот или иной образ, доходит до нее не полностью, что она опять не выспалась или переутомлена.

Другие манекенщицы — Айрин, Кетлин, Вивьен, — менее одаренные, с худшими внешними данными, радовали его больше, чем Софи.

— Не пойму, в чем дело, Филип! — в очевидном расстройстве воскликнул Томас по окончании съемок. — Ее как будто подменили! Раньше работать с ней было одно удовольствие, а теперь…

Вассон и без уточнения знал, о ком и о чем идет речь. Тяжело вздохнув в ответ на слова фотографа, он вышел в коридор и спустился на лифте на первый этаж. В холле было прохладнее, и разгоряченному от переживаний Филипу стало чуть легче. В ожидании Софи, с которой следовало серьезно поговорить, он принялся расхаживать взад-вперед по выложенному матовой плиткой полу.

Бесконечно это продолжаться не может, думал он. Если уровень моих показов снизится, я просто-напросто разорюсь. Но и расстаться с Софи не смогу. Нет, только не это! Надо во всем разобраться, выяснить причину произошедшей в ней перемены и попробовать ее устранить. Я лично должен ей помочь, ведь она для меня далеко не только манекенщица…

В это самое мгновение раскрылись двери лифта и из него вышли Софи и Айрин. Вассон стремительно шагнул им навстречу.

— Софи, у тебя найдется еще полчасика?

Она взглянула на него до ужаса печальными, виноватыми глазами и кивнула.

— Тогда мне хотелось бы с тобой поговорить. Давай поднимемся в мой офис.

Софи безропотно вошла в не успевший еще закрыться лифт. Вассон, попрощавшись с Айрин, шагнул следом…

— Мы все озадачены и растерянны, — заговорил он, едва переступив порог своего кабинета. — Наверняка ты понимаешь, о чем я.

Софи, остановившись посреди комнаты, кивнула.

— Да ты проходи, садись. Куртку сними. У меня тепло, тебе жарко станет. — Филип, охваченный желанием облегчить участь смущенной манекенщицы, поспешно подскочил к ней и помог раздеться.

Она послушно опустилась на тот самый стул возле письменного стола, на котором сидела, когда пришла в этот кабинет впервые в жизни.

Филип повесил ее куртку в шкаф и уселся напротив, на свое место.

— Поверь, я волнуюсь за тебя, как за… Как за члена нашей большой дружной семьи, — произнес он, подавляя в себе порыв признаться, что она значит для него гораздо больше. — Давай попробуем разобраться в твоей проблеме, докопаться до причины ее возникновения.

— Думаешь, это возможно? — спросила Софи, пряча глаза.

— Конечно! — с чувством заверил ее Филип. — Откройся мне, если сможешь. Расскажи, что тебя беспокоит, как обстоят дела со здоровьем.

Софи почему-то покраснела и ниже склонила голову.

Вассон смотрел на нее и не мог насмотреться. Странно, но в своем горе, в своем искреннем смятении она нравилась ему еще больше, казалась особенно прелестной, как никогда желанной. Он не видел в ней ни напускного безразличия, ни глупого высокомерия. Она даже не пыталась скрыть свою печаль. Была, как всегда, естественна и сильнее завладела его сердцем.

— С моим здоровьем, кажется, все в порядке, — после продолжительного молчания тихо произнесла Софи. — Что меня беспокоит?.. Гм… По-моему, ничего… Во всяком случае, ничего такого, что не беспокоило бы раньше. — Она опять выдержала паузу, потом неожиданно вскинула голову и посмотрела на Вассона с такой мукой, что у него заныло сердце. — Я сама не понимаю, что со мной, Филип! И места себе не нахожу! Вчера вечером я специально не стала засиживаться за учебниками. Перед сном вышла подышать воздухом, приняла ванну. А сегодня опять чувствую себя уставшей и разбитой. Кошмар какой-то!

Ее веки дрогнули, и она вновь потупила взгляд. Филип, которому ее страдания уже казались своими собственными, подался вперед и протянул ей над столом руку.

— Только не отчаивайся, детка.

Софи взглянула на него с удивлением и молча подала свою совершенную по форме руку.

— Мы справимся с твоими сложностями, обещаю, — пробормотал Филип с нежностью отца, уговаривающего маленькую дочку не расстраиваться из-за лопнувшего воздушного шарика. — В Милане ты заблистаешь, как прежде.

— В Милане? — Софи чуть склонила голову набок, как будто подумала, что ослышалась, а потом вдруг разразилась нервным смехом. — Нет, Филип, ни в какой Милан я не поеду! Опозорить тебя еще и там у меня нет ни малейшего желания, честное слово! Если ты не предложишь мне расторгнуть договор, я сама проявлю инициативу.

— Значит, ты струсила? — сощурившись и глядя на нее с вызовом, спросил Вассон. — Собралась сбежать, испугалась трудностей! А мне казалось, ты натура сильная, стойкая, что умеешь бороться, добиваться своей цели.

— Сильная я или нет, сейчас это не важно! — Софи тряхнула волосами, и ее смущение прошло, уступив место решительности. — Я второй раз подвожу тебя, естественно, не по своей воле, но мне больно осознавать это. Слышишь? Больно! Я отношусь к тебе как к…

Она резко замолчала, облизнула губы, посмотрела на Филипа как-то странно, отвела взгляд в сторону и продолжила уже спокойнее:

— Я отношусь к тебе как к настоящему мастеру, к примеру для подражания, к таланту, каких немного. И не хочу испортить тебе жизнь…

— Ты не… — попытался было возразить Вассон, но Софи жестом попросила его позволить ей закончить мысль.

— Может, мне следует сделать передышку, на время уйти из модельного бизнеса, на что-то переключить внимание, набраться сил, других впечатлений? Может, моя слабость и рассеянность — это некий знак свыше, какой-то сигнал?

При других обстоятельствах Вассон, наверное, придал бы ее словам больше значения, но только не сейчас. По напряжению, сковывающему ее аристократически-детские черты лица, по задержавшейся на нем тени печали он видел, что она не хочет уходить из мира моды — на время или навсегда — и от этого страдает.

— Никакой это не сигнал, я уверен, — ответил Филип не терпящим возражения тоном. — Ты просто немного устала, вот и все. Позволь, я помогу тебе. Вместе мы справимся с любыми бедами.

Лицо Софи смягчилось. Ее глаза наполнились светом, и в какой-то момент Филипу показалось, что она смотрит на него с нежностью, почти с любовью.

Он вспомнил, что в день показа в Нью-Йорке собирался рассказать ей о своих чувствах, вспомнил мечты, которыми жил два месяца, предшествовавших той неожиданной беде, и надежда соединить свою судьбу с судьбой Софи разгорелась в его сердце с небывалой силой.

Не отпуская ее руку, он поднялся, обошел стол, приблизился к ней, присел на корточки и горячо зашептал:

— Не покидай меня, пожалуйста. Разреши помочь тебе стать прежней Софи — лучшей моделью из всех, с которыми я когда-либо работал. — Филип всмотрелся в ее глаза, в приоткрывшиеся полные губы, в две милые родинки, темнеющие на белой щеке, и понял вдруг, что, даже если она навсегда утратит способность демонстрировать одежду и сниматься для рекламы, он все равно не сможет без нее жить. — А вообще-то… знаешь, детка…