Железный ящик под столом послушно загудел, повинуясь нажатию кнопки. Зоя все еще побаивалась компьютера: он напоминал ей джинна из бутылки. Непостижимый, могущественный, он мог исполнить всё, что захочешь, но выходило почему-то не то и так. Яся смеялась, прочитав ее жалобы в электронном письме, – смеялась беззвучно и механически, с помощью круглых скобочек, вставленных в текст. «А ты вспомни „Ослепленного желаниями“, – писала она. – Надо правильно формулировать запрос, и получишь то, что нужно». Зоя хмурилась – по-настоящему, не смайликами, отвечала сухо, и дочь, почуяв обиду, присылала ей длинные строчки абракадабры, на которые можно было нажать мышкой и сразу попасть куда надо.

Интернет представлялся Зое то темным лесом, где за кривыми бородавчатыми стволами прятались какие-то вирусы, то лабиринтом из американского фильма про гоблинов. Сами гоблины тоже имелись в избытке: хамоватые и развязные, они отирались на толкучках-форумах, где люди раздавали друг другу советы и обменивались мнениями. Зоя всего лишь хотела узнать, в каком журнале можно напечатать Витины стихи. Она давно мечтала сделать ему сюрприз – сам бы он ни за что не взялся ходить по редакциям, даром что стихи, на Зоин вкус, были замечательные. Промучившись битый час с регистрацией, она, наконец, отстучала свое сообщение. Однако первый же ответ оказался таким грубым, что она залилась краской и поспешно ткнула в кнопку «выкл», чтобы стереть свой позор раз и навсегда.

Яся убеждала ее, что в Интернете есть много интересного, что он позволяет увидеть то, что было недоступно раньше. «Хочешь, я найду тебе Ботичелли? Смотри, сколько здесь картин!» Зоя силилась узнать родное в этих бледных, увядших полотнах, обрамленных пластмассовой рамой монитора, и только грустно качала головой. Волшебство осталось там, в далекой юности – под звездными сводами Эрмитажа, в букинистических, где лежали роскошные иностранные издания. Такое не держат дома, тем более в виде скверных копий на экране. Еженедельный ритуал, паломничество – в Столешников, на Качалова; без надежды, даже без мысли это богатство когда-нибудь купить. Войти с мороза в ароматное книжное тепло, постоять у прилавка, набираясь храбрости, чтобы попросить альбом у царственной продавщицы (на Качалова было проще – там книги стояли на полках, к которым мог подойти любой). Зачем ей теперь эта мнимая доступность? Она лишь обесценивает искусство.

Нет, лабиринты эти были Зое решительно не нужны, а из всех программ, непонятно как хранящихся в жужжащей коробке под столом, она пользовалась только почтовой. Но сегодня пришлось обратиться к джинну еще раз. Тщательно прицелившись, Зоя ткнула стрелочкой в значок с телефоном и стала терпеливо ждать. Программа связи дозвонилась быстро; в пустом окошке потемнело, проступили бисерные буковки новостей – кажется, работает. Зоя напечатала в строке: «Отчего болит в груди»; подумав, вбила пробел – «от чего» – и нажала «Искать».

Чем дольше они с Витей были вместе, тем больше сходства обнаруживали между собой. Оба они были Весами по гороскопу, оба любили мечтать и, как все мечтатели, бывали рассеянными; оба ценили искусство и тяготились мелкими бытовыми заботами. Вите, конечно, приходилось заниматься хозяйством – ведь на нем было двое детей: десятилетний Максим и Леночка, которая только пошла в первый класс. А вот врачей он не терпел точно так же, как Зоя.

– Ты тоже от них пострадал? – понизив голос, спросила она, когда простуженный до хрипоты Витя наотрез отказался принимать антибиотики.

Еле заметная тень пробежала по его лицу – мягкому, белому, как свежая сдоба, с золотистыми завитками на лбу и актерской ямочкой на подбородке. Зоя тут же всё поняла и застыла, боясь случайным словом потревожить память той, чей портрет Витя до сих пор носил в бумажнике. Тихая Витина исповедь отозвалась в душе такой горечью, что, кажется, могла бы – воскресила бы страдалицу, а сама отошла в сторонку, чтобы не мешать.

Всё было банально и страшно: болезнь, операция, нетвердая докторская рука. Потом, конечно, все каялись, плакали и обнимали вдовца – как будто этим можно что-то изменить. Витя закашлялся, оборвал рассказ; щеки его покраснели от натуги. Надо дать ему горячего чаю. Сами обойдемся, решительно подумала Зоя, без всяких врачей и их советов. Поддавшись порыву, Зоя начала рассказывать, негромко, будто сказку на ночь, поглаживая Витю по вспотевшему лбу. Хотелось и отвлечь его, и в то же время дать почувствовать ту особую близость, какая бывает между пострадавшими от общего зла. Так он узнал, что в четырнадцать лет ей поставили неправильный диагноз и прописали лошадиную дозу аспирина. Тогда-то у нее и начала идти носом кровь – ведь аспирин ее разжижает. Врачи запоздало спохватились, поменяли лечение, а потом и диагноз. Кровотечения стали реже, опасность затаилась, чтобы не спугнуть жертву раньше времени; а потом напала из-за угла и стиснула в ледяных лапах. Врачи пытались замести следы – говорили, что аспирин тут не при чем, просто сосуд был слабый и лопнул бы рано или поздно. Но было ясно как день, что свои всегда выгораживают своих – неважно, правы они или нет.

От простуды Витю удалось вылечить без всяких антибиотиков. Мёд, травы, горчичники – всё это Зоя уже много раз проходила. А вот что делать при боли в груди – никто не знал, даже всемогущий Интернет. Зоя вздохнула и решила, что выждет еще немного, а потом, если боль не пройдет сама, вызовет врача на дом. Всё лучше, чем толпиться в темных коридорах и дышать чужими бациллами.

Она закрыла страницу с результатами поиска, проверила почту и выключила компьютер. Взяв с подоконника лейку, взобралась на стул, к висевшей на стене лиане. Отчего-то дрогнула рука, вода перелилась через край плетеного кашпо и закапала на пол. Зоя охнула, кинулась в ванну за тряпкой – господи, это ж надо уродиться такой неуклюжей! И в кого? Потом, сидя на корточках возле чистого и сухого паркетного квадратика, она подумала, что тряпка, наверное, была не та. Яся рассердилась бы, у нее всегда всё было строго: этим вытирают пыль, этим моют раковины и кафельные стены… К глазам подкатили слезы. Квартира снова стала пустой и холодной, как в первый вечер после расставания. Все эти десять дней Зоя убеждала себя, что дочь где-то рядом. Уехала на практику в институте, осталась ночевать у отца – мало ли их было раньше, таких отлучек? Электронные письма приходили регулярно и быстро, словно не было тысяч километров, разделявших материки. Только сегодня почему-то ничего не пришло. Может, занята; а может… Зоя торопливо отогнала тревожную мысль. Ей страшно было вообразить себя в чужой стране, совершенно одну; но в Ясю она верила, как веришь в киношного супермена. За него тоже переживаешь, но конец всегда бывает счастливым.

Выходя из комнаты, Зоя окинула взглядом стены. Нет, кое-что тут все-таки изменилось. Исчезла газетная страница с нечеткой фотографией дочери, стоящей над оврагом в городском парке. «Студентка уверена: воздушный змей поможет остановить разрушение». Ясе тогда страшно не понравилась эта подпись под снимком. «Журналисты опять всё переврали. Не остановить разрушение, а измерить его!»

– Да будет тебе воевать, – примирительно сказала Зоя. – Напечатали ведь, уже хорошо. А потом, глядишь, кто-нибудь и остановит. Есть же способы?

– Да есть… Деревья можно сажать, отводить грунтовые воды.