Телевизор внизу лопотал вполголоса, и слышно было, как потрескивают половицы под литыми колесами кресла-каталки. Просторная кухня, поделенная на две неравные части барной стойкой под мрамор, хранила следы деликатного бабушкиного присутствия: начищенный, как зеркало, электрочайник был еще теплым, в раковине лежала почти незапятнанная тарелка из-под овсяных хлопьев. Я подняла деревянные жалюзи, впустив на кухню косой жиденький луч. Вскипятила воды, бросила в кружку чайный пакетик. Спешить мне было некуда – рюкзак готов, аккумуляторы заряжены; однако я не могла унять волнения и всё прислушивалась к болтовне телеведущих за стеной: не передадут ли погоду? Вчерашний прогноз был почти идеальным – ветер под двадцать узлов и наконец-то снова солнечно; а теперь мне казалось, что листья неведомого дерева в палисаднике едва шевелятся. Стоя у окна, я жевала кусок сыпучего пряного сыра и тщетно искала взглядом струйку дыма над крышей или флажок. Завтра небо затянет, и теперь уже надолго. Мне нужен ветер сейчас. Не в силах больше гадать, я вышла на застекленную веранду. Сквозь густые вечнозеленые кроны просверкивала река, Западный Хобарт на другом ее берегу был едва различим. Я повернула скрипучую дверную ручку и тут же, разом, уловила и здоровое дыхание норд-веста, и переливчатый шелест листвы. Как хорошо! От кривой старой яблони в глубине сада летело звонкое чириканье – там висела на суку попугаячья кормушка, массивный колокол из спрессованных зерен и сушеных плодов. Я вспомнила про чай и заторопилась обратно в дом. Надо еще наделать с собой бутербродов: кто знает, во сколько я сегодня вернусь.

С пересадкой мне сегодня повезло: автобус на Маунт-Стюарт подошел быстро, и вскоре я уже поднималась горбатыми улочками в сторону холма Ноклофти. Вчера я так долго сидела над топографической картой города, что перед глазами теперь вились изогипсы[5]. А в ушах гремело оркестровое крещендо, извергаемое плеером, – оно тоже змеилось, как винтообразные вихри смерча. Я еще в институте привыкла мерять дорогу музыкальными дисками. От Хауры до первого участка, размеченного для съемки, было чуть больше одного альбома. Сегодня я села в автобус под «Сержанта Пеппера», а прибыла на место под «Obscured by Clouds». Едва загудели в наушниках космические органы, как солнце и вправду скрылось за облаком. Такое совпадение повеселило бы меня, не будь работы. Ничего, при таком ветре небо быстро очистится. А пока можно проверить опознаки.

Первая из пластиковых шляпок, выкрашенных флюоресцентной оранжевой краской, бросалась в глаза за полквартала. Стальной стержень, на который она была насажена, выглядел нетронутым, как и второй, торчавший в полусотне метров вверх по улице. Позавчера я спросила рабочего, пока он вбивал куски арматуры в сухую каменистую почву: а их никто не попытается выкопать? Может, надо было предупредить жильцов? Рабочий посмотрел на меня как на идиотку, и я вспомнила конверты, доверчиво глядевшие на прохожих из прорези почтового ящика. Тут, видно, никому и в голову бы не пришло брать чужое.

Скинув рюкзак, я почувствовала облегчение: спина опять начала побаливать. Нужно поскорее найти здесь бассейн и взять абонемент. Присев на корточки у ограды, за которой притаился дом с трещиной, всё такой же нежилой на вид, я раскрыла рюкзак. Вынула зачехленную камеру и рамку для нее; надела поясную сумку с передатчиком и пультом радиоуправления; сменила перчатки на рабочие, с обрезанными кончиками пальцев. Мне до сих пор не верилось, что я снова буду запускать змея. Всё ли я помню? Сперва вбить колышек с крючком; достать из мешка скатанное в рулон бело-зеленое полотнище и расстелить его на земле. Теперь змей напоминает гигантскую медузу, выброшенную на берег. Бока его вздрагивают, пока еще вяло, но стоит натянуть стропы, как змей набухает, заглатывая воздух. Я дергаю, резко, будто останавливаю на скаку горячую лошадь; змей вяло приподнимается и опадает. Еще раз, и еще. Нужно терпение и время. Когда наконец он взлетает, я закрепляю катушку с леером на колышке и возвращаюсь к рюкзаку. Проверка камеры, установка режима. Змей неподвижно висит надо мной, туго налитый силой, готовый принять на себя почти килограммовый вес. В ожидании света я осматриваюсь, выискивая потенциальных зевак. Мне еще не приходилось работать так близко к жилым домам. Что сказать, если спросят? Знает ли кто-нибудь об оползне или лучше не пугать народ раньше времени?

На перекрестке появился электромобильчик со скрюченным, как вопросительный знак, седоком. Ветер трепал опознавательный флажок, торчавший над ним, и шуршал пакетами в сетчатом багажнике – старичок возвращался из магазина. Промелькнула поджарая бегунья в эластичном костюме с коротким рукавом; из-за угла вывернула бирюзовая легковушка. Мне показалось, что за мной наблюдают с водительского сиденья, но в этот момент облака расступились, и я вернулась к работе. Повесила на леер рамку с камерой, сделала несколько пробных кадров и наконец взялась за катушку, отпуская змея ввысь, будто ловчую птицу. Размотав леер до нужной длины, я прицепила его к себе на пояс, сложила рюкзак и не спеша двинулась по маршруту.

Улица серпантином взбиралась на холм, огибая сыпучие песчаниковые склоны. Чем выше, тем богаче становились дома вокруг. За решетчатыми оградами цвели камелии и качали перистыми кронами пальмы, а в парадных окнах во всю стену, выходящих на широкие террасы, отражалась река. На душе у меня было светло, как в безбрежном тасманийском небе, куда уходил, чуть подрагивая, скрученный в толстую косу лавсановый шнур. Высоко над головой неслышно срабатывал затвор камеры, повинуясь нажатию кнопки на моем карманном пульте. Ветер оставался стабильным, солнца было достаточно. У самой вершины меня обогнал, пыхтя, еще один бегун, в пропотевшей футболке и с затычками от плеера в ушах. Не снижая темпа рысцы, он коротко взглянул на змея и продолжил путь.

Когда я вернулась на исходную точку, машина, из которой меня разглядывали, стояла у обочины. Это был пикап с надписью «Teal Plumbers» на боку. Двери деревянного коттеджа, перед которым стояла машина, были распахнуты, и мелодичный свист летел изнутри. Здесь, наверное, даже водопроводчики чувствуют себя счастливыми. А почему бы и нет, ведь всякую работу можно полюбить. Мне же предстояло самое трудное – тягаться силами с ветром. В полях было проще: я могла шагать вдоль привязанного к колышку леера и скользить по нему рукой, мягко вынуждая змея опуститься. А сейчас оставалось лишь тащить его, будто пудовую гирю.

– Не нужна помощь?

Я обернулась: возле пикапа стоял парень в полинялом джинсовом костюме. В коттедже за его спиной больше никто не свистел, и улица была вновь окутана тишиной.

– Нет, спасибо. Сама справлюсь.

Он кивнул, но остался на месте, распираемый любопытством. Я продолжила крутить тугую ручку катушки. Хотелось повиснуть на леере, обхватив его руками и ногами, как канат в школьном спортзале. Сможет ли змей меня одолеть? Но тогда водопроводчик наверняка решит, что помощь мне все-таки нужна – возможно, скорая и психиатрическая.

– Это же змей, правда? – вновь заговорил парень, когда полотнище, разом сдувшись, упало на асфальт. – Я их в детстве запускал, только они были другие, на каркасе.