Он вполне мог откреститься от покушения на Коврина. Мало ли от кого можно принять в тело нож. Это иногда случается даже без повода. Мог. Но не стал. Уверенность в себе у него безграничная.

— Коврина никто не собирался убивать.

— Вот как?

— Именно. Уверяю вас. Класс игры высокий, и если бы убивали — убили.

Легкость, с какой он все берет на себя, поразительная. Одно из двух: или считает меня уже чуть ли не союзницей, но это вряд ли, нужна я ему больно, или, что вероятнее, уверен в своей неуязвимости.

— Его ранили сразу после того, как вы принялись за дело, договорившись с Шубаровой. Вам не приходило в голову, что это наглядное предупреждение о тяжелых последствиях необдуманных действий. Предупреждение, предназначенное вам?

Вот как повернул! И ведь было б правдоподобно, если бы не…

— Как-то не совсем по-джентльменски. Самому Коврину-то каково!

— Мораль! — усмехается Джентльмен. — А представьте такой вариант: Коврина отправили на больничную койку с его согласия, заплатив ему ну, скажем, по тысяче в новых деньгах за каждое ранение.

Все. Уел он меня, и моя версия, которой впору было гордиться, за которую я была готова сражаться с Ковриным, вырывая у него признание, летит в тартарары. А под ванной-то ровно та сумма, которую сейчас назвал этот подколодный змей.

— А если учесть, — продолжает он, — что характер ранений обеспечивает полное выздоровление пострадавшего, то с моральной стороны все в полном порядке. Согласны?

Согласна я. Только с Ковриным все-таки побеседую. И сделаю это тайком от Джентльмена. Если такое для меня еще возможно. Все-таки он изложил сейчас вариант. А вариантов в единственном числе не существует.

— Убедил я вас?

— Убедили, правда, не совсем, но, как говорят на Востоке, вы изменили мой мир.

— Уже хорошо.

Он явно подводит итог, закругляется.

— Еще вопрос, можно?

Взгляд внимательный и холодный, но не такой колючий, как вначале. Спрашивать о причинах «воспитания» Станислава глупо. На такие вопросы прямые ответы не дают.

— Вы заинтересовали меня. При каких обстоятельствах мне было бы позволено узнать о вас все?

— Все! — Брови на его неулыбчивом лице приподнялись. — Только непосредственно перед актом вашей ликвидации. И если мы будем принуждены к этому вашими действиями, обещаю, что перед смертью вы узнаете все в полном объеме.

Вид у него даже довольный. Значит, можно сделать вывод, что моя предполагаемая, как он выразился, ликвидация не будет внезапной. Перед «актом» со мною поговорят. Храни меня Бог от таких разговоров!

На этом пресс-конференция закончилась. Этот Джентльмен сообщил мне еще, что в случае моего согласия получить гонорар из его рук мне достаточно будет сказать Станиславу о своей готовности к заключению джентльменского соглашения.

Поднялись мы одновременно. Причем я сразу сунула руку в карман и зафиксировала нож. По логике, после такой беседы подвохов с его стороны ждать не следовало, но кто его знает. Открыла дверь, он наблюдал за мною, остановившись у входа в комнату. Подхватив свой пакет с набором деликатного инструмента, я выметнулась на лестничную площадку. Теперь я уже настолько владела собой, что не забыла сковырнуть жвачку с «глазка» двери напротив.

Спускаясь вниз, я не сразу услышала за собой мягкое шлепанье его кроссовок, он задержался, запирая дверь, но, когда это произошло, невольно ускорила темп — в затылок повеяло холодным ветром, подогнало. Мое внимание было полностью обращено назад, на оценку расстояния между мною и им.

Всецело поглощенная этими волнениями, я оторопела, когда темнота внизу, на самом выходе из подъезда, разразилась вдруг командой:

— Стой, зараза!

Я оторопела настолько, что на мгновение со мной случилась полная обездвижка, закончившаяся, едва из-под лестницы в тусклый отсвет лампочки, освещающей площадку на втором этаже, выступила несуразная фигура в расхристанной куртке. Я понадежнее перехватила пакет с инструментами, выдернула из кармана руку, все еще сжимающую нож, и ударила ногой в голову типа, загораживающего мне выход. Он не пытался обороняться. Возможно, достаточно было и одного удара, но в темноте я не могла убедиться в этом. Второй удар его свалил. И только тогда я услышала мягкие прыжки по лестнице сверху. Мною руководили инстинкты и навыки, и, переступив через упавшего, я обернулась и приняла стойку, покачивая нож в расслабленных пальцах. Джентльмен, не обращая на меня внимания, склонился над лежащим телом, положил руку ему на шею. При виде такой подставленности, я наконец пришла в себя, отступила на шаг и убрала нож.

— Вам повезло, он жив, — проговорил Джентльмен, выпрямляясь. — Вы его знаете?

— Это здешний, абориген, — выговорила я.

На улице мы уже повернулись друг к другу спинами, но мне захотелось задать еще один вопрос. Никогда не считала себя навязчивой, а тут — как незатыкаемый фонтан.

После, обдумывая все на досуге, я пришла к заключению, что подсознательно считала эту встречу единственной и неповторимой и старалась получить от нее как можно больше.

— В самом начале нашей беседы вы упомянули о нездоровой таинственности, — остановила я его.

Он вернулся сразу, будто ждал моих слов, и пошел рядом, внимательно слушая.

— Так объясните, окажите милость, чем вызвано ваше столь демонстративно-фантомное появление из темноты чужой квартиры? Насколько проще было бы просто подойти ко мне на улице или в баре, в конце концов подсесть в машину на перекрестке!

Меня удивляла в этом человеке его способность мгновенно выдавать ответ на любой, даже самый неожиданный вопрос. И отвечал он только качественно. Скорость мышления у него бешеная, что ли?

— Действуя по вашему рецепту, я был бы вынужден преодолевать некоторые трудности. Во-первых, естественное нежелание общаться со случайным человеком. Пришлось бы тратить энергию на организацию какого-то повода, стимулирующего общение. Во-вторых, общение пришлось бы начинать на равных, без какого-либо морального перевеса, и для его достижения также пришлось бы тратить энергию. В-третьих, ваша мобильность. Выбирать подходящий момент? И для этого «вести» вас долгое время? Большие затраты. Организовать подходящие обстоятельства самому? Затраты еще большие.

При состоявшемся варианте вам было затруднительно уклониться от навязываемых мной действий, хотя такое намерение вы вначале имели. Эффект внезапности, и как результат — повышенная эмоциональность, а значит, снижение уровня волевой защищенности… Я ответил? Ваша машина, прошу вас.

Действительно, он проводил меня, внимательно его слушающую, к машине.

— Желаю вам всего самого хорошего! — вежливо попрощался Джентльмен и, не дожидаясь ответа, повернулся, засеменил трусцой по мокрому асфальту, старательно огибая крупные лужи и не обращая внимания на мелкие. Ни дать ни взять припозднившийся любитель этого домашнего вида спорта.