Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Новые неприятности?
— Последнее время они преследуют меня на каждом шагу.
— Поделитесь со мною, вам станет легче.
— Станислав напился! Уже второй раз, представляете? Еле дошел. Я не знаю, что думать!
Ну, думаю, во второй раз — пора привыкнуть. И ведь дошел все-таки. Неужели с моего поцелуя нажрался? Скотина! С поцелуя не нажираться надо, а порхать на крыльях. А что с ним было бы, если б я его в губы чмокнула? Подумать страшно!
— Пьяный, язык заплетается, городит какую-то чушь! — продолжала причитать хозяюшка.
Максимум звуков при минимуме информации. Насторожившись, осторожно так спрашиваю:
— А что он такое говорил?
У Эллы Владимировны глаза набухли слезами.
— Мама, говорит, хочу научиться стрелять из автоматического оружия. Это мой Стасик!
М-да! Что у пьяного на языке — то у трезвого на уме. Интересно, на кого ему автомат понадобился?
Мама промокнула глаза платочком.
— Вот такие дела, Танечка, а мне, как назло, улетать надо. В командировку. Уже завтра. Самолетом!
— Успокойтесь, Элла Владимировна, прошу вас! Человек он взрослый, просто не рассчитал своих возможностей. Ведь не алкоголик же он!
— Нет, что вы! Я вот что думаю, милая. — Шубарова глотнула слезы и глянула на меня глазами, полными страдания: — Уж не из-за этих ли он идиотов, которые ему угрожают?
Я тронула ее руку.
— Очень может быть. Но, уверяю вас, скоро все кончится.
Я утвердительно прикрыла глаза.
— Спасибо, Танечка, скорее бы!
— Куда вы летите, Элла Владимировна?
— В Питер, завтра, в шестнадцать. Пробуду там дня два-три. А тут, как на грех, Стас вечеринку хочет собрать. Пусть отдохнут ребята, ничего плохого в этом нет, но мне так неспокойно за него!
Танечка, мне не хочется обращаться к посторонним, скажите, вы не взялись бы организовать охрану во время этого праздника? Заплачу вперед, и по самым высоким ставкам.
Я подумала про Чекменева: «Вот, калымчик Косте подваливает. Телячья работа для двоих. Хлопот особых быть не должно. С него коробка конфет».
С надеждой смотрит на меня Элла Владимировна. Сейчас я соглашусь, и она подумает: мол, как мила Татьяна Иванова.
— Хорошо, — отвечаю наконец, — я это устрою для вашего спокойствия.
— Ах, как вы милы! — расчувствовалась она.
И я расчувствовалась тоже — от своей прозорливости. Интересно, как будет она реагировать, назови я ей сейчас сумму гонорара?
Но в этом не возникло надобности, потому что назвала она ее сама, и назвала на удивление точно. Да, обо многом осведомлены пищевики, знающий они народ.
Да, два охранника. О! И мне за труды? Не откажусь, хотя и скромничаю.
— Люди очень опытные, Элла Владимировна, не молодежь зеленая, можете ни о чем не волноваться. А когда вечеринка?
Так. Завтра вечером. Да, успеем. Гонорар получим в ресторане на следующий день. Понятно. Красиво как! Впервые пойдем с Костей в ресторан не с деньгами, а за деньгами.
— Конечно, конечно! Когда мадам сядет в самолет, охрана будет уже здесь. Изучат обстановку, познакомятся с домом, садом, улицей. Специалисты, разумеется!
Вот и улыбается Элла Владимировна, с халатом своим гармонирует. Жаль, на нем нет драконов!
— В ресторане, Танечка, обратитесь к Андрею, я его вместо себя оставляю, он будет в курсе. А чтобы, упаси Бог, сомнений не возникло, хотя вас там, конечно, уже знают, я сейчас ему записочку напишу, а вы передадите. Деньги все-таки! Подождите минуту.
Шубарова выплыла из комнаты, и я осталась одна.
Где-то наверху, за этим вот лепным-расписным потолком, мается сейчас хмельными снами Станислав. Пусть приснится ему, как мы с его учителем-вымогателем танцуем танго на завтрашней вечеринке.
В глубине души я жалела Станислава. Он не производил впечатления человека, обладающего достаточно твердым характером, чтобы быть способным противостоять страху. Но то, что он вообще избегал в разговорах затрагивать темы, касающиеся его проблем, настораживало меня.
В комнату заглянула Варвара и, не обнаружив здесь хозяйку, вошла.
— Чайку хотите? — предложила она радушно.
Я отказалась и подумала, что, пожалуй, пора честь знать. Ничего существенного я здесь не вызнала, так, мелочь. Хотя — вечеринка. Ее можно будет использовать. Как? Будем думать.
— Варвара, в каких отношениях вы с Ковриным?
— Да ни в каких! — возмутилась она и, сразу же подобрев, добавила:
— Знаем друг друга, и все. Нормальный мужик, непьющий, одинокий. Одно время хотела дочку за него пристроить — не получилось. Руки у него золотые, да не так вставлены.
Я рассмеялась.
— Почему?
— Как начинает что — в руках горит, а закончить, до конца довести — заряду не хватает.
Варвара уселась рядом со мной, туда, где только что горевала Элла Владимировна.
— Может, оттого что устает он, — сделала она, на мой взгляд, довольно неожиданное предположение.
— На двух работах — это не шутки. Я вам говорила, он еще в больнице электриком работает, тут неподалеку.
— Живет он, наверное, тоже рядом?
Я постаралась, чтобы вопрос прозвучал как можно естественней.
— В двух шагах почти. В конце Вокзальной, в девятиэтажке с гастрономом внизу.
Святая простота ты, Варварушка.
— А вы знаете, сейчас он в больнице?
— Ну а как же, не приходит ведь. А то ходил регулярно. Человек он добросовестный.
— Вот вам, Танечка, можно сказать, доверенность на предъявителя. — В комнате появилась Шубарова, и Варвара без промедления зашаркала к выходу.
Школит мадам своих слуг, школит!
— О чем вы беседовали?
«Да не выведывала я твоих постельных тайн», — ответила ей про себя.
— О Коврине.
— Болтушка! — шутливо попеняла вслед Варваре Шубарова.
Приподняла брови над очень усталыми глазами:
— Все одно к одному! Тут дел невпроворот, а с Володей такая неприятность.
Стасик, значит, спиртного перебрал — трагедия до слез, а человек прошел по краю смерти — неприятность.
Что-то тошно мне стало в доме Шубаровых, и я поспешила откланяться.
* * *
На улице смеркалось. Заметно потеплело, и пошел мелкий дождь. Я порадовалась машине — хватило ума взять, а то мокнуть бы на остановке, толкаться в троллейбусе.
В какую сторону направился мужичок в потасканном пуховике прошлым вечером?