— Зачем вы здесь?

— Чтобы поговорить с вами. А вы?

— Чтобы в будущем квалифицированно побеседовать с владельцем этой квартиры.

Он удовлетворенно наклонил голову.

— Будем представляться? — спрашиваю, глядя на него в упор.

— Будем вести себя серьезно, — отказывается он, — и вежливо.

— Мне спрашивать, или вы будете держать речь?

— Спрашивайте. Мне тоже хочется, чтобы вы узнали обо мне больше. Может быть, после этого вы измените свои намерения. А о себе легче всего рассказывать, отвечая на вопросы.

Я немного подумала, похрустела пальцами. Задавать прямые вопросы и ожидать на них искренних ответов мне представлялось неразумным, поэтому спрашивать необходимо невинно, но так, чтобы впоследствии, обдумав, можно было сделать полезные выводы.

— Ваше отношение к миру криминала?

— Как отношение хирурга к пациенту.

Ого! Что же ты, хирург, такое сумел оттяпать, что пациент прямо-таки жаждет заполучить тебя в свои благодарные руки?

«Информация к размышлению» — ставлю мысленно зарубку на памяти.

— Ваша характеристика собственной деятельности?

— Достижение хороших целей не всегда хорошими методами.

— Для кого хороши ваши цели?

— В первую очередь для меня самого. Я, знаете ли, не альтруист.

— В случае с Шубаровыми цель — как следует обобрать их?

— Этому пациенту не повредит кровопускание. Но вы ошибаетесь. В случае с Шубаровыми кровопускание не цель, а средство для ее достижения.

Впору придержать челюсть руками, чтобы не отвисла! Вторая зарубка на памяти. Однако как излагает! Будто на пресс-конференции с заранее расписанными вопросами.

— Давайте о Шубаровых поговорим позже, — предлагает он.

— Давайте.

Я соглашаюсь, оставив на потом адресованное ему пожелание добиваться цели иными, не такими кровожадными методами. Хотя методы зачастую соответствуют цели. Какова же в таком случае цель?

— Входите ли вы в какую-нибудь группировку?

— Вы о мафии? Нет. Естественно, я не волк-одиночка. Но мы абсолютно вне мафии.

С кем же меня свела судьба? Это что-то новое, если он не врет, конечно.

— Как вы оцениваете свои возможности?

— Как довольно обширные. С некоторыми из них вы уже знакомы по недавним событиям.

Да, отслеживает он меня квалифицированно, буквально каждый мой шаг. Это надо уметь.

— Каковы моральные ограничения вашей деятельности?

— На этот вопрос, извините, отвечать не буду.

— Хорошо, почему вы откровенничаете со мной?

— Чтобы вы узнали меня и составили верное представление о тех, против кого пытаетесь действовать.

— Что заставляет Станислава, по сути вашу жертву, работать на вас?

— Страх.

Ничего нового, как говорят англичане.

— Для чего вам понадобилась наша встреча?

— Чтобы убедить вас отказаться от дела Шубаровых. Забыть о нем накрепко и навсегда.

— Я не отказываюсь от дел, за которые берусь.

— Это ваш принцип?

— Пожалуй.

— Спасибо. Принципиальность — это стратегическое ограничение, а любая ограниченность, известная противнику, может быть использована им в своих интересах. Вы меня вооружаете. Это во-первых. Во-вторых, поставив себе ограничения, невозможно в полной мере пользоваться обстоятельствами. В-третьих, это излишняя прямолинейность в действиях, неспособность вовремя изменять планы на более выгодные. Я все еще не убедил вас?

«Меняйте планы» — выпало при гадании. Он что, телепат?

— Меняете ли вы свои планы? — спросила я.

— Бывает.

— То есть, если это для вас непринципиально?

— Да.

— Почему бы вам не изменить их в отношении Шубаровых?

— Вы предлагаете мне отказаться от шантажа? Браво! Не нахожу целесообразным. То есть сообразным цели. Как я уже говорил, шантаж в этом случае — не цель, а средство ее достижения.

— Какова же цель?

— Воспитание. Кнут и пряник, знаете ли. В данном деле — кнут.

— Цель благородная, — замечаю я осторожно.

— Да, — согласился он без тени смущения. — А тут вы, досадная помеха.

Ну надо же, я просто помеха, пусть даже и досадная!

— А помехи нужно устранять. — В его голосе ни малейшей угрозы.

— Нехорошими методами?

— Действенными, — медленно поясняет он.

Нехороший у него взгляд. Такой же, как методы.

— И наша беседа?..

— Первый и наименее хлопотный из этих методов.

— И если он не сработает? — интересуюсь я.

— Последуют другие. Но это нежелательно. Для меня было бы оптимальным уйти отсюда в уверенности, что частный детектив Татьяна Иванова не является более помехой в осуществлении наших планов. В уголовной сфере вас уже сейчас попытались бы ликвидировать, хотя реальной угрозой делу вы пока не являетесь. Это примитивно, но действенно.

Не по себе мне слушать его рассуждения. И какая убежденность в своей всесильности! Как будто о котенке — топить, не топить!

— Мне известна сумма вашего гонорара. Хотите получить ее уже сейчас?

Ах, Стасик, продажная твоя душонка, заложил ты и матушку вместе с ее халатиком! Квалифицированно стучишь.

— Заманчиво, скрывать не буду. Но ответить сразу не могу.

— Очень жаль. Спрашивайте дальше.

Не могу понять, какого вопроса он так терпеливо ждет от меня? Хоть бы намекнул.

— Какие гарантии я буду обязана дать в случае моего согласия?

— Никаких. Мы заключим с вами чисто джентльменское соглашение.

Вот так, значит. Как это благородно! Два порядочных человека договариваются, и заурядное мошенничество становится делом чести.

А все-таки, какого рожна он от меня дожидается? Стоп! Где я? В квартире Коврина. Влезла сюда, дверь вскрыла. Что нашла деньги, он знать не может. А их существование свидетельствует о том, что у хозяина квартиры руки в навозе.

— Имеет ли Коврин отношение к шантажу?

Мой собеседник поморщился, опять, мол, за старое, а глаза на миг блеснули радостью. Попала? Если он знает о существовании денег, то вполне может быть их источником. А за что платить Коврину?

— Коврин имел маленькую роль в комбинации и справился с ней как нельзя лучше.

— И в благодарность его едва не отправили на тот свет?