Ну, я считаю, что это глупость. Хотя в данном случае… Ну да, мне… я бы хотел ему нравиться.

Знаете, что я о нем по-настоящему думаю?

Когда Мамочка с ним развелась, мне было семь лет. Я, конечно, не перестал считать его папой. Он оставался моим папой, самым важным для меня человеком, важнее мамы. Я бросался к нему обниматься и не обижался на это его «ты что, девчонка?!». Он старался воспитать мужчину. Повторял «ты же мужик» и «будь мужиком», «уступи девочке» и «ты что, баба?!». Дело не в его отношении к женщинам, тут дело во мне: он пренебрежительно относится к слабым. Настоящий мужчина не имеет права что-то чувствовать, быть слабее других, он должен быть сильным, сильнее других, настаивать на своем, быть главным, быть первым. Мамочка, конечно, не была с ним согласна, она говорила: «Конечно, он плачет, он же мальчик!» Она считает, что мальчикам легче нанести психологическую травму.

Потом он женился. В его новой семье был мальчик. Этот мальчик был почти моего возраста. Он вдруг стал важным человеком в жизни моего отца и потому казался мне взрослым.

Этот мальчик стал называть моего отца папой. Папа сказал мне: «Понимаешь, для него это очень важно, чтобы он мог называть кого-то папой». Я подумал: «Я понимаю, но почему именно моего папу?»

Я подумал: тому мальчику повезло, что ему достался мой папа.

В общем, когда мой папа стал папой другого мальчика, я понял: папа – это вовсе не Тот, от Которого Зависит Все. Папа – это в принципе ерунда, это просто мужчина, который живет с ребенком. Когда он приходит в другую семью, то становится там папой и хорошо выполняет свои обязанности, а свои обязанности в прежней семье передает другому мужчине. А мама у ребенка одна, она будет всегда.

– Ну, так что у тебя произошло за это время?

– Ничего.

– Как это ничего? Не может быть, чтобы ничего. За то время, что мы не виделись, что самое важное произошло в твоей жизни?

Он бы удивился, если бы я сказал: «О, Гудвин, Великий и Ужасный, самое важное, что произошло в моей жизни, это почти секс»?

Он бы удивился. Он не считает меня «настоящим мужиком», у которого может быть Секс или на худой конец Почтисекс. Он бы сказал: «С какой это стати у тебя был Почтисекс?..»

… – Ну хорошо, а в чем смысл человеческого существования? – продолжал папа, Великий и Ужасный Гудвин моей жизни.

– Не знаю.

– Не знаешь… Но ты ведь думал об этом? Каждый в твоем возрасте думает о смысле жизни.

Действительно, каждый из его учеников… А я вот даже не начинал думать, в чем смысл жизни.

Вместо смысла жизни я бы хотел поговорить о сексе. Вот было бы здорово иметь отца, которого можно спросить: послушай, а это вот как, что на меня это не произвело сильного впечатления? Что я не чувствую, что у меня началась новая жизнь или что мир взорвался? Я обязательно должен быть поглощен сексуальными мыслями и одержим желанием? Ничего, что это не поглотило меня и я даже немного разочарован – как, и это все?

Если меня не поглотил секс, это норм или не норм? Я нормальный (лев, тигр, олень, лось) или со мной что-то не так и я асексуальный заяц?

Я читал, что в аптеках продается левый аспирин, который пагубно действует на сексуальную функцию (поэтому вся нация скоро вымрет). Или с нацией все в порядке, а я один не очень? Между прочим, поколение миллениалов, к которому я принадлежу, считается асексуальным. Я – нормальный асексуальный миллениал? Можно ли это подправить? В смысле вылечить?

Папе хочется поскорей поговорить со мной о Главном и уйти сплавляться по сложным маршрутам, спасти кого-нибудь из учеников, когда он выпадет из байдарки, потом долго идти по суше, спасти кого-то, когда он подвернет ногу, нести его рюкзак, а потом всем вместе петь Окуджаву, Визбора, Башлачева…

Вот это нормально – чтобы я знал о нем все, а он обо мне ничего? Хотя он каждый раз задает мне вопросы, что я думаю о том, что я думаю об этом…

Папа быстро спросил меня, кем я хочу быть и как я думаю, есть ли Бог, кто мой любимый писатель и есть ли у меня страх смерти.

На этом месте я уже просто не мог быть с ним в одной комнате. Потому что я как раз боюсь смерти. Я закричал: «Отвяжись ты от меня со своим страхом смерти!» Мысленно, конечно. А вслух сказал:

– Смотри, вот, специально для тебя заполнил.

И подсунул ему анкету. Чтобы он не думал, что я не говорю с ним на серьезные темы. И чтобы не знал, что я на самом деле о нем думаю.

На самом деле я думаю: а вдруг он не мой папа? Мне нравится думать, что он не мой папа. Я читал, что по статистике половина мужчин растит чужих детей. Ну, может, четверть. Мечтаю, чтобы он попал в эту четверть. Хотя надежды мало: у него форма ушей и форма пальцев в точности как у меня.

Вот эта анкета.