– А кто придёт? – спросил Сэм Хьюстон.

– Локеты, Лонгоры, мисс Браун, преподобный Гудекер, миссис Гудекер. И мисс Минерва Гудекер, – ответила мама, не отрывая взгляда от ножа для масла.

Ой! Гарри тоже внезапно заинтересовался ножами. Он изучал свой нож, как будто никогда не видел ничего подобного. Я затаила дыхание. Что же делать? Осталось три дня. Придумаю что-нибудь, успокаивала я себя. Буду размышлять, как Наполеон в походной палатке перед битвой.

На следующий день, сталкиваясь с Гарри на лестнице, я натянуто улыбалась. Он оставался невозмутим. Не сердится больше? Я решила считать это добрым знаком.

Наступила пятница, а у меня всё ещё не было плана. Зато я помыла голову. Когда волосы высохли, я уселась перед зеркалом и принялась уныло отсчитывать сто взмахов щёткой. Потом надела батистовое платье – самое нарядное. Ботинки, в которых я выступала на музыкальном вечере. Повязала голубую ленточку – Гарри всегда говорил, что мне идёт этот цвет. Спустилась вниз. Гарри выглядел молодцом и благоухал сразу и лавандовой помадой, и гвоздичной туалетной водой. Радость кипела в нём, он даже соизволил мне улыбнуться. Мы выстроились в холле по росту. Сэм Хьюстон поморщился, когда учуял ароматы, исходящие от старшего брата. Тут появилась мама в своём лучшем платье – зелёном, шёлковом, с небольшим шлейфом. Шлейф тихонько шуршал при каждом шаге. Мама внимательно осмотрела нашу обувь, наши зубы и ногти.

– Ради бога, Кэлпурния! Стой прямо, не горбись. Джим Боуи, с такими ногтями гостей не встречают. Ты что, в земле ковырялся? Кэлпурния, отведи его вымыть руки.

Я отвела младшего братишку в ванную, довольная, что нашла себе занятие. Пока я оттирала ему руки, Джей Би вдруг спросил:

– Гарри женится?

Я вздрогнула и уронила щётку.

– С чего ты взял?

– Слышал, как мама так сказала. Он теперь уедет?

– Надеюсь, что нет.

– Я тоже.

Я возилась с ним, пока не пришли первые гости. Мы снова выстроились в шеренгу перед входной дверью. Вошла мисс Браун, я пожала ей руку и нырнула в преувеличенно глубоком реверансе. Похоже, я перестаралась, старая перечница фальшиво улыбнулась и сказала:

– Здравствуй, Кэлпурния. Ты как всегда очаровательна.

Она так сжала мне руку своей мускулистой клешнёй, что я взвизгнула, как щенок, которому наступили на лапу.

Чудесное начало вечера, а ведь мисс Минерва Гудекер ещё даже не появилась.

Я обносила гостей копчёными устрицами на серебряном блюде. Виола велела мне считать, сколько съедят братья. Это оказалось нетрудно – младшие взяли по одному лоснящемуся серому комочку и в ужасе отбросили. Ни за какие деньги они это в рот не возьмут. Гарри неотрывно наблюдал за входной дверью из укромного местечка между гостиной и прихожей. Как же можно пропустить появление главных гостей! А вот и дедушка. Борода подстрижена, волосы напомажены. В бутоньерке – красная роза. Выглядит безукоризненно, если не считать побитый молью сюртук.

Появилось семейство Лонгоров, и Тревис сразу же потащил детей на конюшню показывать новых котят. Я оглянулась на свою собственную семью, и меня затопила волна нежности. Простодушно, ничего не подозревая, играли они свои роли. Я бы хотела остановить это мгновение, сложить, запечатать, спрятать, навсегда сохранить в памяти. В любую секунду всё может измениться.

Гарри в сотый раз проверял причёску и галстук перед зеркалом. Я глянула в окно. Мистер Гудекер как раз привязывал лошадей. Гарри кинулся к двери, чтобы помочь двум женщинам выйти из коляски. Одна дородная, другая худая. Гарри предложил руку худой – гарпии. Они шли, склонившись друг к другу, о чём-то говорили, чему-то улыбались. Между ними была тайна, в которой никому из нас не было места. Родители встречали гостей в дверях. Я услышала лёгкий светский разговор, взаимные представления. Потом мама пригласила всех в гостиную. Надо отдать маме должное: держалась она на удивление спокойно и бодро, лучше, чем можно было ожидать в таких обстоятельствах. Может, выпила лишнюю ложку тонизирующего средства.

Вот и Она! Выше, чем я думала, и стройнее. В вычурном розовом платье с бесчисленными гагатовыми пуговицами. Длинная шея, надутые губки, глаза навыкате, пышные волосы. Знакомясь, она с показным треском раскрыла розовый с блёстками веер.

Я собиралась сбежать на кухню, но Гарри заметил меня и поманил к себе.

– Мисс Гудекер, могу я представить вам мою сестру Кэлпурнию Вирджинию Тейт? Кэлли, это мисс Минерва Гудекер.

Розовый веер рассекал воздух, как крылья гигантской бабочки. Она взглянула на меня и залилась смехом.

– Ты прелестная девочка, Кэлпурния. И очень талантливая. Я слышала твоё выступление на концерте.

Она игриво ткнула меня в щёку сложенным веером. Капельку слишком сильно. Это мне в наказание? Теперь целый вечер терпеть?

– Здравствуйте, мисс Гудекер, приятно познакомиться, – только и сумела я выдавить.

– О, я уверена, мы станем друзьями. Гарри, где très amusant grand-père[3], я так много о нём слышала.

Ха! Ещё и по-французски разговаривает. Гарри повёл её знакомиться с дедушкой. Дед склонился над её рукой, пощекотал бородой и провозгласил: «Enchantè, mademoiselle»[4]. Кажется, даже каблуками прищёлкнул. Она разразилась смехом, который, наверно, считала мелодичным.

– О Боже, сэр, вы тоже очень, очень милы.

Как говорится, ни убавить, ни прибавить. Больше она не обращала на меня внимания. Они с Гарри кружили по гостиной. Я таскалась за ними с подносами и стаканами.

Она слишком много играла веером. Она болтала о парижских модах, о нью-йоркских модах, и не правда ли, ужасное платье жены губернатора Калберсона, которое она надевала на инаугурацию в Остине, – это стыд и позор, при таких-то деньгах можно было бы купить и получше или хотя бы найти модистку со вкусом. Вкус чрезвычайно важен, n’est‑ce pas?[5]И говоря о хорошем вкусе, заметили ли вы, какую ужасную безвкусицу надевали такие-то на такой-то бал?..

Мама пыталась вовлечь её в разговор о музыке, но не преуспела. Папа хотел выяснить её мнение по поводу телефонной линии, которую собирались провести в наш город, но это её не интересовало. Она только жеманилась, болтала ерунду и гоняла Гарри туда-сюда. Меня от неё тошнило.

Вечер всё тянулся. Как-то мы пережили бесконечный ужин. Чтобы развлечь присутствующих, мисс Браун уселась за фортепьяно и выбрала из своего обычного набора для вечеринок «Вальс-минутку» Шопена. Уложилась она ровно в пятьдесят две секунды по папиным карманным часам. Потом мисс Гудекер пела, а мисс Браун аккомпанировала. Пела она безо всякого выражения, но глазами стреляла в Гарри не переставая.