Для итальянцев в Австрии война неожиданно обнажила сложные узлы этнической идентичности. Итальянцы ли они, австрийцы ли — пришло время определения, и первыми, кто осознал необходимость обновления своей идентичности, стали солдаты, испытавшие новый национальный опыт в окопах Галиции и в русских лагерях для военнопленных под зорким и участливым взглядом учреждений Вены и Рима.

Вооруженные силы империи отражали институциональную структуру, определяемую компромиссом 1867 г., который породил Двуединую монархию или союз двух практически независимых государств, объединенных одним сувереном, — с титулами императора в Австрии и короля в Венгрии. Фактически существовало три отдельных военных учреждения, управляемых тремя различными министерствами. Общими вооруженными силами являлись k.u.k.[97] gemeinsames Heer (совместная армия) и k.u.k. Kriegsmarine (военно-морские силы), подчиняющиеся общему Военному министерству — k.u.k. Kriegsministerium. Акроним[98]k.u.k., с союзом und для соединения двух прилагательных kaiserlich и koniglich, указывал, что учреждение принадлежало как к Австрийской империи, так и к королевству Венгрии. К общей армии были добавлены две отдельные национальные армии: австрийская (k.k. — kaiserlich-konigliche-Landwehr), набранная на территориях Цислейтании и подчинявшаяся австрийскому Министерству обороны, и ее венгерский эквивалент во главе с Министерством обороны в Будапеште (k.u. — koniglich ungarische-Landwehr, в Венгрии называемый Honved). К этому присоединялись два подразделения всеобщего ополчения, называемые Landsturm в Австрии и Nepfolkelok в Венгрии, т. е. резервные формирования, только на случай войны. Как можно себе представить, тройное разделение армии, являющееся результатом внутриполитического развития, во время войны имело нежелательные последствия для оперативных возможностей и координации вооруженных сил.

Накануне войны австро-венгерская армия оказалась слабее, чем у других великих европейских держав. Сравнение размеров различных вооруженных сил в 1912 г. не оставляло сомнений: 1,33 миллиона человек в России, 646 тыс. в Германии, 611 тыс. во Франции и только 391 тыс. в Австро-Венгрии. Также и с точки зрения экономических ресурсов для военных расходов империя не была на уровне своих соперников. В абсолютных цифрах только Италия тратила меньше на армию, в то время как на душу населения лишь огромная Россия вкладывала меньше в вооружения[99][100]. По сравнению с другими крупными европейскими странами военный корпус Австро-Венгрии был меньшим по количеству дивизий, по огневой мощи, по материальной части, по ресурсам военной промышленности[101]. Всё это, однако, не влияло на престиж вооруженных сил и на положение в социальной и культурной жизни монархии военной касты, ее символы, ее ценности[102]. Во второй половине XIX в. армия приобрела центральную роль в институциональном балансе Габсбургского государства, в частности, благодаря тому важному вкладу, который внесла в разгром революций 1848–1849 гг. Именно тогда император Франц-Иосиф принял на себя роль верховного главнокомандующего армией; с тех пор он регулярно появлялся в форме, модифицируя придворные церемонии и визуально устанавливая тесную связь с вооруженными силами[103]. Речь шла не только об усилении карательного потенциала вооруженных сил, но и о расширении участия населения в жизни военных учреждений и, прежде всего, о попытках сделать армию многоэтнической базой империи, тем «местом», где можно было бы погасить разногласия и национальную напряженность[104]. Введение обязательной военной службы в 1868 г. оказалось функциональным для подобных намерений, но, однако, имело противоречивые результаты.

Отчасти вооруженные силы фактически стали средством идентификации в империи, способствуя преодолению различий языка и регионального происхождения и поддерживая лояльность по отношению к монарху и государству. В первую очередь это происходило в офицерском корпусе, но есть много свидетельств о росте привязанности к общественным устройствам после военной службы, даже со стороны простых новобранцев[105].