— Это она! Все она!

— Убийца!

— Проклятие Аяры!

Вот то немногое, что можно было разобрать в общем гомоне.

Когда пальцы первого подбежавшего схватили меня за локоть, я вывернулась. Когда к ним присоединились пальцы второго и третьего, испугалась так, что завизжала. Ко мне тянулось все больше и больше рук, будто щупалец огромного чудовища, каковым, в сущности, и являлась беснующаяся толпа. У кричавших, бегущих, гневно сверкающих безумными глазами людей не было пола, не было имен, не было, казалось, хоть какой-то индивидуальности. В слепящем свете приблизившихся факелов все преследовали общую цель, будто обладали единым мозгом. Дотянуться, схватить, швырнуть на землю, растоптать. Может быть, разорвать на части. И, к своему ужасу, я отлично осознавала, что мишенью этих настроений была именно я.

Вопрос «почему» в голову не приходил. Он, безусловно, был актуален: одной моей внешности было недостаточно, в конце-то концов, я же не первый день и даже не первый год живу в этом городе. Однако когда на вас набрасывается одновременно с десяток человек, и, впиваясь ногтями в кожу, разрывают одежду, с силой тянут в противоположные стороны, становится не до вопросов. Тело и голова работают даже не на то, чтобы вырваться из потасовки, не на то, чтобы выйти из нее живой, а лишь на одно — хоть как-то продержаться. Следующую секунду. И следующую. И еще одну. Не захлебнуться в очередной людской волне, которая еще чуть-чуть — и накроет с головой. Устоять на ногах, чтобы не затоптали тяжелыми башмаками и высокими сапогами. Не задохнуться. Не потерять сознание, потому что в этом случае я и вовсе сама подпишу себе приговор.

— Проклятие нашего города!

— От нее все несчастья!

— Демоново отродье!

— Сжечь! Ее надо сжечь!

— Правильно! Как Дрор сгорел, так пусть и она!

Эти выкрики доносились до ушей, но разума не достигали: тело уже было в царапинах и синяках, а теперь меня все-таки сбили с ног, протащили пару ярдов по земле, еще чуть-чуть — и грозили попросту затоптать. Вероятность дожить до обещанного огня была минимальной.

Внезапно ноги — а я сейчас видела только их — остановились. Толпа продолжала колыхаться, но уже не продвигалась вперед. Кто-то подхватил меня под мышки и поставил на ноги. Поначалу сохранять равновесие было трудно, но меня придержали.

Вскоре круги перед глазами стали не такими яркими, и я смогла разглядеть городских стражей с мечами и копьями. Их было не слишком много — полагаю, не больше дюжины, — но пока они благополучно сдерживали толпу.

— Дамы и господа, уважаемые жители нашего города! — Это говорил Маркус Полег, старший судья Аяры. Невысокий и кругленький мужчина, на животе которого непонятно каким чудом застегивался жилет (застегнуть сюртук он даже не пытался), взобрался по ступенькам на порог ближайшего дома, чтобы его было лучше видно публике. — Сегодня днем в Аяре произошла трагедия, и я хочу принести свои соболезнования всем родственникам, друзьям и просто знакомым усопшего. Причастность присутствующей здесь Даны Ронен очевидна, и она безусловно будет наказана. — При этих слова толпа зашумела и снова покачнулась, стремясь двинуться вперед, но копья стражников выполняли свою функцию по сдерживанию. — Однако, — продолжал Полег, — у нас законопослушный город. Мы чтим королевские указы и не можем допустить линчевания. Поэтому завтра Дану Ронен будут судить в Тяжебном зале городской мэрии. В случае признания подсудимой виновной она будет приговорена к казни через повешение. Его величество, — Полег повысил голос, дабы перекричать возмущенные восклицания, — считает сожжение варварским методом и потому запретил его на территории нашего королевства. Есть ли здесь желающие пойти против воли монарха?

Толпа притихла. Если желающие и присутствовали (в чем трудно было усомниться), в открытую заявлять о себе они не стремились. Меня взяли под руки и снова куда-то потащили. На сей раз — стражи порядка, но оптимизма это уже не внушало. Толпа следовала за нами, но не нарушала дистанцию. Очередные горожане то и дело присоединялись к шествию и спрашивали, что происходит. Благодаря ответам на их вопросы и я смогла хоть что-то понять в происходящем. Оказывается, вскоре после моего посещения лавки для животных дом, в котором она располагалась, сгорел. В пожаре погиб торговец, с которым мы тогда не слишком удачно пообщались; именно его, как выяснилось, и звали Дрором. Виновника, точнее, виновницу нашли быстро. Оказывается, лавочник успел нажаловаться кому-то из соседей на «страшную» посетительницу, которая покрутилась по его территории, так ничего и не купив, и наверняка обладала дурным глазом. Теперь обыватели спорили лишь о том, явился ли пожар следствием того самого дурного глаза, или же «ведьма» умышленно подожгла лавку.

Двигаясь в направлении ближайшего моста, мы уходили всё дальше от моего дома. Я пыталась оглядываться, но это замедляло шаг, и меня тут же подталкивали в спину, заставляя смотреть вперед.

— Пожалуйста! У меня собака дома осталась! — воззвала я к одному из стражников. Тот никак не отреагировал, и я повернулась к другому. — Пес! Он ни в чем не виноват! С ним только погулять надо. И накормить.

Никто не реагировал, и на глаза навернулись слезы.

— Если мне нельзя задержаться, то можно хоть кого-нибудь отправить? Я ключ отдам! Прошу вас!

Меня начинало трясти, дыхание давно сбилось, слезы уже потекли по щекам, но никому из присутствующих не было дела ни до одинокой женщины, которую волокли на расправу, ни тем более до ее собаки.

Полчаса спустя, сидя на полу сырой камеры и невидяще глядя в застывшую за решеткой темноту, я тихо повторяла:

— У меня собака! Она ждет! Пожалуйста!

Все было именно так, как и положено в зале суда. Одинаковые невзрачные стулья для зрителей расставлены в дюжину рядов, которые в данный момент стремительно заполнялись. В центре возвышения — стул с витыми ручками и высокой спинкой, своеобразный трон, предназначенный для судьи. Он призван привносить атмосферу величественности, но эта атмосфера никак не вязалась с образом самого Полега, уже занявшего свое место. На круглом животе едва не трещал по швам все тот же жилет. Не снимает он его, что ли, от страха, опасаясь, что в следующий раз не застегнет? Или у него все жилеты одинаковые? Так или иначе, на «троне» Полег смотрелся совершенно неестественно, несмотря на серьезное выражение лица.

Слева от судейского места (если стоять к нему лицом) находился стол, предназначенный для обвинителя. Справа был второй, точно такой же, но для адвоката. Здесь же сидела и я, а у меня за спиной возвышался стражник, призванный следить, чтобы я не сбежала или кого-нибудь не поранила. Как он собирается оградить присутствующих от наведения порчи (уж если они полагают, что я на такое способна) — не знаю. Возможно, сам зал каким-то образом зачарован от подобных случаев.

Зрителей было так много, что места на всех не хватило. Некоторым позволили наблюдать за процессом стоя, других стража выпроводила за высокие двери. Полег привлек всеобщее внимание, звонко ударив по подставке церемониальным молотком. В зале наступила тишина.