Примерно через полчаса необременительной прогулки я вижу на горизонте какое-то пятнышко. Ещё минут через десять становится ясно, что это Азамат. Думаю, он меня признал ещё раньше. И уже прямо отсюда я вижу, как у него округлились глаза от этого зрелища.

Когда до него остаётся совсем немного, я командую коню стоять, снабдив это требование парой непечатных обстоятельств места и образа действия. Мне кажется, он так лучше понимает, чем эти безумный муданжские вопли. Потом я честно даю ему ещё печенье.

— Лиза… — оторопело приветствует меня Азамат. — Ты чего… одна, верхом, в седле… Кто тебя отпустил?

— Попробовали бы они меня не отпустить, — хмыкаю я, веско похлопывая по ружью.

Азамат нервно проводит рукой по лицу.

— Ты там никого…

— Не убила и даже не ранила, не волнуйся. Ты лучше скажи, куда тебя черти понесли. Я там сижу, волнуюсь, эти козлы ходят, насмехаются. Без оружия, без еды… Эцагана ты за подобное уволил, помнится, а сам чем думаешь?

— Лиза, ну что ты… Ты правда волновалась? — спрашивает он как будто с надеждой.

— А ты думал, я что, радоваться должна?! — вскидываюсь я. Конь подо мной вздрагивает от моего визга и отступает назад. — А ты стой, скотина безмозглая! — добавляю я снова на родном. Потом мне становится стыдно — опять на Азамата кричу, ещё и лошадь ни за что обругала. Показываю копытному ещё печенье и отвожу руку, пока он не развернётся головой в сторону лагеря. Тогда разрешаю съесть. Азамат наблюдает за моими ужимками с интересом и недоверием.

Поскольку у меня конь низкий, а у Азамата высокий, то он сидит теперь где-то там наверху, бедро на уровне моего плеча. Я кладу ему руку на коленку.

— Ты извини, что я тебе такой скандал устроила, я просто очень испугалась. А потом ещё полдня переживала, где ты, да не случилось ли чего.

— Лиза, ну что со мной может случиться в степи? Неужели ты думаешь, что тут есть какой-то хищный зверь, с которым бы я не справился одним ножом?

— Понятия не имею, — говорю. — Я ни зверей здешних не видела, ни как ты с ними справляешься. Да и вообще, что это за детские выходки?

Он похлопывает меня по плечу.

— Извини. Я действительно расстроился, но это недолго длилось. Просто я решил последовать твоему же совету и «не мучиться», а как следует погулять одному, послушать, посмотреть. Ну и увлёкся, целую вечность ведь на воле не был. Я думал, ты будешь дуться, а ты, оказывается, волновалась… Никак мы друг друга не поймём.

— У меня временное обострение ненависти к человечеству, — сообщаю я. — Оно пройдёт, и снова будем понимать. Потерпи чуток.

Я уже открываю рот, чтобы рассказать о новом повороте событий, но он вдруг сжимает моё плечо.

— Лиза, послушай, — он очень серьёзен. — Это важно. Ты так и не обещала мне не дёргать лошадь за уши. Более того, ты одна, без спросу, выехала в степь на незнакомой лошади. Если уж ты сама говоришь, что испугалась, так будь осторожна! Ты себе не представляешь, как я за тебя боюсь!

И всё в таком духе. Ладно, что поделаешь, переживает человек, пусть выговорится, я потерплю. Даже пообещаю ему, что не буду дёргать лошадь за уши и за прочие места и сзади обходить тоже не буду. Правда, пожалуй, про беременность я пока помолчу. А то если он узнает, что я всё это сегодня проделала ещё и брюхатая, он же с коня сверзится.

Когда мы подъезжаем к лагерю, у края вытоптанного снега нас ожидает северянин, нервно переминаясь с ноги на ногу.

— Хозяин! — принимается он голосить, едва мы оказываемся в зоне слышимости. — Я бы её ни за что никуда не отпустил, но она мне ружьём пригрозила! Под прицелом велела седло принести!

— Врёт, — шепчу я, криво ухмыляясь. Азамат усмехается и гладит меня по плечу. Пастух продолжает в красках расписывать, какая я опасная, как меня даже лошади боятся, а стихии слушаются.

— Ладно уж, — отмахивается от него Азамат. — Хорошо, что отпустил, а то бы она тебя убила. Она духовника моего однажды чуть не застрелила.

Пастух, который начал было успокаиваться, что хозяин не злится, снова перепугался, отвесил мне три поясных поклона и сбежал к остальным.

— Чего ты их запугиваешь? — спрашиваю.

— Не обращай внимания, — неловко улыбается он. — Это я свой авторитет укрепляю. А то если они решат, что я просто так тебе всё разрешаю, то запрезирают. Решат, что у меня денег не хватает на твои капризы, вот и… отдаю натурой, так сказать.

— А так они тебя будут считать укротителем тигров?

— Ну, вроде того, — он виновато опускает глаза. — Извини, но так проще, чем что-то доказывать…

Я задавливаю в себе желание закатить ещё один скандал. Хватит, наругались на сегодня. В конце концов, никто меня на Муданг насильно не волок.

— Да ладно, — говорю довольно искусственным голосом. — Ты же не виноват, что они идиоты. И что все бабы у вас курицы долбанутые, тоже не виноват.

Он долго на меня смотрит, потом говорит:

— Спасибо.

Я так понимаю, за усилие над собой. Чует ведь. Как мне всё-таки повезло с мужиком. И как ему не повезло с родиной.

Когда мы слезаем с лошадей, я наконец замечаю, что Азамат всё это время сидел не на той буроватой кобыле, которая стояла в строю рядом с моей белой, а вовсе даже на чём-то серебряном.

— Ой, — говорю. — Какая у тебя скотина, прямо металлическая. Так блестит…

— Да-а, — польщённо говорит он. — Я вот решил его и взять. Таких серебряных больше нигде не разводят, только по берегам Дола, а я всегда такого хотел. Сейчас поездил — жеребец сильный, послушный, с мозгами, да ещё молодой совсем. В общем, я определился. А ты как?

— Да я вроде тоже, — киваю на свой рыжий диванчик.

Азамат хмурится.

— Ты его взять хочешь?

— Ну да, а чего? Сидеть удобно, не трясёт, слушается. И не очень большой. Чего мне ещё надо?

— Так это ж мерин…

— Ну так мне с ним не трахаться! — выпаливаю я. Пастухи прыскают со смеху и долго не могут успокоиться. Азамат слегка краснеет.

— Ты полегче в выражениях, — шепчет он мне. — Женщины при мужчинах о таких вещах не говорят.

— Фи, какое лицемерие, — кривлюсь я. — А чем плохо, что мерин?

— Ну это как-то… неспортивно.

— Спасибо, спорта мне на сегодня хватило. Ещё возражения есть?

Азамат вздыхает.

— Ладно, бери этого. Ребят, — он поворачивается к пастухам, которые всё никак не отсмеются. — Представьте коней-то.

— А ты до сих пор не знаешь, как их зовут? — удивляюсь я.

— Нет, а ты знаешь?

— Нет, так то я… Я и забыла, что у них имена бывают.